Лишние десять минут – не время. Ужин может и подождать.

Он прошел по Энн-стрит и свернул на Голд, насвистывая мелодию из «Нормы» Беллини. Это был коронный номер Марии Каллас, и О'Шонесси просто обожал арию. Полицейский пребывал в превосходном настроении. Детективная работа, которую он вновь для себя открывал, оказалась делом по-настоящему увлекательным. И кроме того, он вдруг понял, что у него имеется талант сыщика.

Лучи заходящего солнца прорывались сквозь облака, бросая на улицу длинные тени. Слева от него тянулся виадук Южной улицы, за которым виднелись причалы на Ист-Ривер. Погрузившись в размышления, О'Шонесси не заметил, как на смену зданиям банков и различных городских служб пришли жилые дома. Некоторые из них, с обновленными кирпичными фасадами, были заселены, а другие стояли унылыми и пустыми.

Становилось заметно холоднее, однако последние лучи солнца приятно согревали лицо. Свернув налево, на Джон-стрит, он направился к реке. Перед ним тянулись ряды старинных пирсов. Некоторые пирсы были заасфальтированы: ими, видимо, еще пользовались. Другие уходили в воду под пугающим углом, а иные разрушились настолько, что от них остались лишь ряды торчащих из воды свай. Солнце скрылось за горизонтом, оставив на память о себе багровое небо. С реки навстречу этому зареву поднимался туман. На противоположном берегу реки начали вспыхивать окна невысоких домов Бруклина. О'Шонесси ускорил шаг. Похолодало настолько, что от дыхания поднимался пар.

Лишь миновав Перл-стрит, О'Шонесси почувствовал, что за ним следят. Он не знал, как уловил слежку. Это произошло на уровне подсознания. Возможно, что до его слуха долетел какой-то звук. Впрочем, не исключено, что сработало шестое чувство битого жизнью копа. О'Шонесси продолжал идти, не снижая шага и не оглядываясь. Он держал в кобуре под мышкой собственный тупоносый револьвер, пользоваться которым умел довольно прилично. Горе тому грабителю, который решит, что перед ним легкая жертва.

О'Шонесси остановился и вгляделся в лабиринт крошечных, спускающихся к реке улочек. Ощущение того, что за ним следят, только усилилось. О'Шонесси давным-давно научился доверять своим чувствам. Как и у большинства опытных полицейских, у него появился своеобразный и весьма чувствительный радар, мгновенно дававший знать о возникновении опасности. Любой коп должен обзавестись этим радаром как можно скорее, если не хочет получить свою отстреленную задницу в подарочной коробке с красной лентой. О'Шонесси почти забыл, что обладает этим инстинктом. С тех пор как он им последний раз пользовался, прошло много лет, но укоренившиеся навыки бесследно не пропадают.

О'Шонесси не останавливался до тех пор, пока не дошел до Берлинг-стрит. Свернув за угол, он нырнул в тень, прижался к стене, выдернул из кобуры «смит-вессон» и стал ждать, затаив дыхание. О'Шонесси слышал, как негромко плещется у пирсов вода, откуда-то издали до него долетал шум уличного движения. Где-то лаяла собака. И больше ничего.

О'Шонесси осторожно выглянул из-за угла. В зоне причалов и на прилегающих к ним улицах он никого не увидел, хотя было еще достаточно светло.

Сержант выступил из тени, держа наготове револьвер. Тот, кто за ним идет, наверняка свалит, увидев оружие.

По прошествии некоторого времени он неторопливо вернул револьвер в кобуру, снова огляделся и двинулся по Уотер-стрит. Почему ему продолжает казаться, что слежка не закончилась? Неужели на сей раз его радар посылает ложные сигналы?

Когда О'Шонесси подходил к середине квартала и дому номер шестнадцать, ему показалось, что за угол метнулась какая-то черная тень и послышался стук каблуков о плиты тротуара. Мгновенно забыв о Мэри Грин и обо всем, что с ней связано, О'Шонесси ринулся вперед, держа перед собой револьвер.

Перед ним тянулась Флетчер-стрит. Темная и совершенно пустынная. Но на дальнем углу улицы горел фонарь, и О'Шонесси успел заметить исчезающую тень. Ошибки быть не могло.

Он помчался по улице и, свернув за угол, замер.

Проезжую часть пересекал здоровенный черный кот. Хвост у зверя стоял трубой, и при каждом шаге его кончик подрагивал. Теперь О'Шонесси оказался совсем рядом с Фултоновским рыбным рынком, и резкий запах разнообразных даров моря бил в его ноздри. Со стороны гавани до него долетел скорбный гудок какого-то буксира.

О'Шонесси невесело рассмеялся. Ирландец не был предрасположен к паранойе, но иного слова для характеристики своих действий он подыскать не мог. Видимо, это расследование давит на его психику.

Сунув журналы под мышку, О'Шонесси продолжил путь в сторону Уолл-стрит и подземки.

Однако на сей раз у него не осталось сомнений. Он слышал шаги. И довольно близко. Раздалось легкое покашливание.

Полицейский обернулся, снова выхватив револьвер. Было настолько темно, что тротуары, каменные подъезды и доки скрывались в глубокой тени. Преследователь, кем бы он ни был, оказался человеком настойчивым и при этом очень умело вел слежку. На грабителя это не похоже. И негромкий кашель говорил о том, что парень хочет, чтобы жертва знала о слежке. Этот человек пытается его напугать, заставить нервничать и в конечном итоге совершить ошибку.

О'Шонесси резко развернулся и пустился бежать. Побежал он не потому, что испугался, а для того, чтобы заставить этого человека бежать следом. Домчавшись до конца квартала, ирландец свернул за угол и покрыл бегом примерно половину следующего квартала. Затем он остановился и, тихо вернувшись на несколько шагов, растворился в тени дверной ниши. Когда ему показалось, что до него долетел топот ног, он прижался спиной к двери и, держа револьвер наготове, изготовился к прыжку.

Тишина. Она продолжалась одну минуту. Затем две. Затем пять. По улице проехало такси, прорезав лучами фар ночную мглу и туман. О'Шонесси осторожно выступил из тени и огляделся по сторонам. Улица снова была совершенно пустынна. Полицейский двинулся по тротуару в направлении, обратном тому, откуда прибежал. Он шел медленно, держась поближе к стенам домов. Может быть, преследователь свернул в другую сторону или вообще отказался от своей затеи?

И в этот миг из ближайшей к нему дверной ниши метнулась темная фигура, и тонкий шнурок, мелькнув над головой, затянулся на его шее. Одновременно с этим ему в ноздри ударил тошнотворно сладкий химический запах. Одна рука О'Шонесси потянулась к скрывающему голову нападающего капюшону, а указательный палец другой конвульсивно нажал на спусковой крючок. Затем под его ногами разверзся темный бездонный колодец, и ирландцу показалось, что падение во тьму длится бесконечно.

Приходил в себя Патрик О'Шонесси чрезвычайно медленно. Ему казалось, что его голову разрубили топором. В висках стучала кровь, язык опух и приобрел сильнейший металлический привкус. Он открыл глаза, но вокруг него царила полная тьма. Опасаясь, что ослеп, он попытался поднять руки к лицу. Но конечности почти не двигались. Ирландец потянул сильнее и услышал лязг металла.