Каким бы посмертным унижениям ни подвергали Отрепьева власти предержащие, народ не желал верить в смерть «прирожденного» царя. Толки о том, что он спасся от «лихих» бояр, не прекращались ни на один день. Через неделю после переворота на улицах столицы появились подметные письма, якобы составленные самим Дмитрием. «Прелестные листы» были прибиты на воротах многих боярских дворов. Поистине «бессмертный» царевич объявлял своим подданным, что «ушел от убийства и сам Бог его от изменников спас».

В воскресный день 25 мая в Москве произошли волнения. Народ требовал от бояр ответа, почему умерщвлен государь.

Шуйские заподозрили, что к составлению подметных писем от имени Дмитрия были причастны влиятельные лица, в том числе Филарет Романов.

Отрепьев замыслил извлечь из земли прах Дмитрия Угличского, что ускорило его гибель. Шуйский осуществил замысел самозванца, но придал ему совсем иное значение. На третий день после коронации Филарет доставил из Углича останки Дмитрия. Государь и бояре отправились пешком в поле, чтобы встретить за городом мощи истинного сына Грозного. Царя сопровождали духовенство и внушительная толпа москвичей. Марфе Нагой довелось в последний раз увидеть сына, вернее, то, что осталось от него. Потрясенная вдова Грозного не могла произнести слов, которых от нее ждали. Чтобы спасти положение, царь Василий сам возгласил, что привезенное тело и есть мощи истинного Дмитрия. Ни молчание царицы, ни речь Шуйского не тронули народ. Москвичи не забыли о трогательной встрече Марии Нагой с «живым сыном». И князь Василий, и Марфа слишком много лгали и лицедействовали, чтобы можно было поверить им снова. Едва Шуйский произнес положенную речь, носилки с трупом поспешно закрыли. Процессия после заминки развернулась и проследовала на Красную площадь. Гроб с покойным Дмитрием некоторое время стоял на Лобном месте, а затем его перенесли в Архангельский собор, куда были допущены одни бояре и епископы.

Церковь надеялась заглушить слухи о знамениях над трупом Отрепьева чудесами нового великомученика. Останки Дмитрия были выставлены на всеобщее обозрение. Некогда Шуйский клялся, что Дмитрий зарезал себя нечаянно, играя ножичком. Самоубийца не мог быть святым, и власти выдвинули новую версию. На мощи царевича положили свежие орешки, испачканные кровью. Всякий мог видеть своими глазами, что будущий мученик в момент смерти играл орешками, а не ножичком.

Благочестивые русские писатели с восторгом описывали чудеса, творившиеся у гроба дивного младенца. В первый же день исцеление получили тринадцать больных, во второй – двенадцать и пр. Однако находившиеся в Москве иноземцы утверждали, что исцеленные калеки были обманщики и пришлые бродяги, подкупленные людьми Шуйского. При каждом новом чуде в городе били в колокола. Трезвон продолжался несколько дней. Паломничество в Кремль напоминало реку в половодье. Огромные толпы народа теснились у дверей Архангельского собора. Царская канцелярия поспешила составить грамоту с описанием чудес Дмитрия Угличского. Грамоту многократно читали в столичных церквах.

Стремясь завоевать симпатии столичного населения, Шуйский решил потревожить также прах Годуновых. По решению думы и духовенства их тела выкопали из ямы в ограде убогого Варсонофьева монастыря и отправили для торжественного захоронения в Троице-Сергиев монастырь. Двадцать троицких монахов несли их гробы по улицам столицы. В траурной процессии участвовали бояре. Они отдали последний долг свергнутой династии. Ксения Годунова, облаченная в черное монашеское платье, шла за гробом отца, рыдая и громко жалуясь на свою несчастную судьбу. «Ах, горе мне, одинокой сироте, – причитала она, – злодей, назвавшийся Дмитрием, обманщик, погубил моих родных, любимых отца, мать и брата, сам он в могиле, но и мертвый он терзает Русское царство, суди его Бог!»

Агитация против Расстриги произвела впечатление на столичное население, но брожение в народе не прекращалось. В день перенесения в Москву мощей Дмитрия, как только царь Василий оказался посреди бесчисленной толпы, он, по словам Якова Маржарета, вторично подвергся опасности и едва не был побит каменьями. Царя спасло присутствие множества дворян.

Обретение нового святого внесло успокоение в умы, но ненадолго. Недруги Василия позаботились о том, чтобы испортить ему игру. Они притащили в собор больного, находившегося при последнем издыхании, и тот умер прямо у гроба Дмитрия. Толпа в ужасе отхлынула от дверей собора, едва умершего вынесли на площадь.

Многие стали догадываться об обмане, и тогда власти закрыли доступ к гробу царевича. Колокола смолкли.

Недовольство в народе и в служилой среде, распри в думе делали положение новой династии крайне непрочным. По словам современников, на стороне царя Василия выступали дворяне из Москвы, Новгорода и Смоленска. Смоленские дворяне, как и новгородцы, выразили преданность новому государю. Но в армии царил разброд, как и повсюду.

Наибольшей популярностью Лжедмитрий I пользовался среди мелких помещиков Юга России. В их среде переворот вызвал негодование. В одном из списков «Сказания о Гришке Отрепьеве» рассказ о присяге Шуйскому завершается словами: «…а черниговцы, и путимцы, и кромичи, и комарици, и вси рязанские городы за царя Василья креста не целовали и с Москвы всем войском пошли на Рязань: у нас-де царевич Дмитрий Иванович жив». Воинские люди и жители Путивля, Чернигова, Кром, Комарицкой волости составляли ядро повстанческой армии, с которой самозванец летом 1605 г. вступил в Москву.

Сведения о военном мятеже находят подтверждение в Записках Я. Маржарета. После избрания Шуйского, записал Маржарет, взбунтовались пять или шесть главных городов на татарских границах, «перебили и уничтожили часть своих войск и гарнизонов».

Смута явилась первой в русской истории гражданской войной. На начальном ее этапе власть досталась Лжедмитрию I. Едва на трон взошел Василий Шуйский, по всей стране распространилась весть о том, что царь Дмитрий вторично спасся от бояр и ждет помощи от своего народа. Мятеж на южной окраине положил начало следующему периоду гражданской войны. В стране появились новые самозванцы. Но ни одному из них не довелось сыграть такую же роль в истории Смуты, какую сыграл Юрий Богданович Отрепьев.

Тело самозванца было так обезображено, что узнать его было трудно. По словам очевидца Конрада Буссова, «поляки в первый же день мятежа распространили слух, что убитый не царь Дмитрий».

Агитация поляков имела мало шансов на успех. Население не простило явившимся на царскую свадьбу полякам их высокомерие и бесчинства. Во время волнений в Москве, записал секретарь Мнишека в своем Дневнике, народ требовал выдать на расправу поляков, толковавших о спасении «Дмитрия».

Постепенно властям удалось справиться с кризисом. Как отметил Маржарет, до его отъезда из столицы в июле мятежники из Рязани, Путивля, Чернигова «прислали в Москву просить о прощении, которое получили, извинив себя тем, что их известили, будто император Дмитрий жив».

Царь Василий употребил все силы, чтобы положить конец мятежу в Путивле. Он прислал в город гонца – сына боярского Григория Шипова. Ему поручено было убедить жителей, что новый царь будет жаловать их своим царским жалованьем «свыше прежнего». Путивлю было предложено прислать в столицу «лучших людей человек трех или четырех» для изложения своих нужд. Власти просили жителей Путивля, чтобы они «сумнения себе не держали никоторого» и жили «в покое и тишине». Убитый самозванец, уверяли они, перед смертью сам объявил «всем людем вслух, что он прямой вор Гришка Отрепьев».