Ну, короче, бред.

А соседи? Мать презирает соседку справа. За то, что соседка вышла на пенсию в сорок лет — из-за работы на вредном производстве. И мужу её тоже повышенную зарплату платят, а сын её поступил в Москве в институт и уже работу нашёл, сорок тысяч получает.

Когда мать слышит, что кто-то где-то получает сорок тысяч, она просто на стену лезет. Начинает посудой греметь и глаза выпучивать. Она просто беситься начинает и на всех орёт. Весной мать передвинула наш забор где-то на полметра, а соседка ничего не сказала, даже не пожаловалась никуда. Это мать ещё больше разозлило, и она рассказала Сарапульцевой, что сын соседки проиграл в карты машину, и весь город это узнал.

Однажды я хотел сделать подарок. Матери, на Международный женский день. Денег у меня не было, и я решил что-то придумать. Думал-думал и решил сделать хлебницу. Склеил её из фанеры, обмотал красивой проволокой в разноцветной оплётке, покрыл лаком и подарил, вложив внутрь открытку.

Мать очень обрадовалась, и всё время, пока у нас гости сидели, она всем показывала мою поделку. И все тоже восхищались.

А потом я слышал, что мать сказала отцу. Сказала, что у меня клей везде вылезает и руки у меня не из того места растут. Что Сенька вот другое дело — так гроб сколотит, что от настоящего не отличишь.

И они засмеялись тогда. Сенька не подарил вообще ничего, а этого никто даже не заметил, всем плевать на это было.

А когда я во второй класс пошёл, отец мне костюм на два размера больше привёз, и мать стала его подгонять, она же мечтала стать модельером. Только у неё не получилось ничего. Верней, получилось, но не так. На три размера больше получилось, особенно штаны. Они болтались на мне, как парашюты. Мне самому было, конечно, на всё это плевать, я бы и так вполне мог ходить и ни разу бы не напрягся. Но мать взбесилась, она сорвала с меня эти штаны и отлупила ремнём.

Не знаю отчего, но я стал чесаться. Это уже потом, через год после штанов. Я стал чесаться и расчёсывался в кровь. В поликлинике не могли сказать, с чего это я вдруг стал таким чесоточным, ничего заразного вроде не обнаруживалось. А я чесался. И мать это тоже очень злило. Сенька вот не чесался, а я чесался! И простыни всё время в крови, и рубашки, к тому же мне приходилось мазаться мазью Вишневского, а она только воняла и не помогала, а те лекарства, которые помогали, были слишком дорогими. Я продолжал чесаться.

Тогда она стала меня дразнить Чесуном. Вообще меня по имени перестала называть, только так и дразнила: Чесун, иди сюда; Чесун, как оценки...

Она меня потом год ещё так называла, потом я ей устроил большой скандал, и только после этого она прекратила.

А Эльдар? Чего стоит один Эльдар? Она переписывалась со своей подружкой, у которой в другом городе был сын Эльдар. И сама она была в другом городе, жила там замужем за подполковником, и зарплата у неё была сорок тысяч, и каждый год она ездила в Турцию и делала ремонт. И у неё был сын Эльдар. Этот Эльдар учился очень хорошо, ходил в футбольную секцию, а все футболисты тоже зарабатывали намного больше сорока тысяч. Кроме того, он умел рисовать.

А меня Чесуном почти два года называла.

Но самое главное и самое страшное.

Она хотела стать модельером, а родился я.

Глава 26

Сны

Я просыпался три раза.

Когда я проснулся в первый раз, почувствовал через сон чьё-то радостное присутствие. Открыл глаза. На подоконнике сидел Сенька. Сенька грыз тыквенные семечки и сплёвывал очистки в окно. Если бы он грыз семечки в большом доме, он бы не плевал в окно, он бы вёл себя по-человечески. А здесь, у меня, можно легко плевать, даже не в окно, даже на пол.

Мне не хотелось видеть Сеньку, это не тот человек, которого приятно видеть, вернувшись к жизни.

Нет, я немного просыпался ещё вчера, но это не считается. Проснулся, никого нет, я лежу дома, живой, голова чуть гудит, над ушами повязка. Сел в койке, проверил, что сидеть могу, лёг обратно и уснул. Думать ни о чём не хотелось.

А сегодня я проснулся и увидел брата.

Ну ты и подрыхнуть! — восхитился Сенька. — Ну ты вааще...

Ты ещё на свободе? — спросил я.

А почему мне не на свободе быть?

Я заметил кроссовки. На Сеньке были дорогие кроссовки, не та чушь, что продаётся у нас на базаре, а настоящие, в нашем городе такие не продаются. Сенька заметил.

Нормальные кроссы, — сказал он. — Нравятся?

Нравятся.

Ещё бы. Мэр умеет быть благодарным. Тебе, кстати, тоже кое-что причитается...

Собака-то как? — перебил я.

Какая собака?

Ну та. Собака Секацкого. Которую ты спёр.

Тише ты! — прошипел Сенька. — Чего орёшь?

Я не ору, просто...

Вот и не ори. — Сенька спрыгнул с подоконника и приблизился ко мне: — И запомни, что я никогда никакую собаку не крал!

Хорошо. Как скажешь. Просто если кто-то вдруг узнает...

Я вздохнул.

Украсть собаку у самого Озерова...

Сенька показал мне сразу два кулака.

Ты не бойся, Сень, я не скажу, — смиренно успокоил я. — Зачем мне тебя подставлять...

Ладно, ладно. — Сенька перешёл на шёпот. — Не изображай из себя идиота. Что хочешь?

Да ничего я от тебя не хочу. Пока... Подумаю. Что с собакой-то стало?

Закопал потихоньку...

Потихоньку?

Потихоньку, — с досадой сказал Сенька, — в узком кругу, тет-а-тет, сам понимаешь. Но это всё ерунда — собака. Тут гораздо интереснее...

Сенька огляделся, достал из кармана недешёвый мобильный телефон. Телефон был тоже на меня рассчитан, но я восхищаться не стал — обойдётся.

Брат включил музыку, работал телефон довольно громко.

Тут интересные детали выясняются, сейчас тебе расскажу...

Сенька приблизился ко мне почти вплотную.

Сначала я заинтересовался собакой, — принялся рассказывать он. — Я эту собаку оттащил в лес, ну и это, короче, посмотрел, что там у неё внутри. Думал, а вдруг чего ценное... Ну глупо, конечно, ничего интересного там не оказалось, какие-то водоросли... Ну я шкуру закопал, а водоросли в реку выкинул. И тут ошейник увидел...

Сенька осторожно подкрался к окну, выглянул, вернулся.

Ошейник оказался с секретом.

Я улыбнулся внутренней улыбкой. Ещё бы без секрета.

Там был такой тайничок, я его открыл. Конечно, ничего в этом тайничке не было. Я опять расстроился, а потом подумал, что Секацкий ведь не дурак совсем, чтобы что-то в такой явный тайник спрятать. Он наверняка что-нибудь оригинальное бы придумал. И стал я на этот ошейник смотреть...