— Послушай, мой дорогой, не уходи от меня, останься, я тебе обещаю больше не жаловаться!

— Ну, вот за это можно похвалить!

— Что же, у тебя еще остается какая-нибудь надежда, раз ты говоришь о мерах к спасению?

— Что касается меня, то я даже за две минуты до смерти не соглашусь продать свою душу дьяволу!

— Какой ты, право, молодец… Сколько в тебе удали! — не без восхищения сказал сыщик, глядя на Ланжале.

— Таким и надо быть! Люди и в худшем положении бывали, да целы оставались!

— Ты думаешь? А разве ты не слышал, что сказал командир, когда адмирал предоставил нас самим себе? Он сказал, что у нас нет и тысячной доли шанса на спасение!

— Да, слышал и потому-то и надеюсь еще как-нибудь выкарабкаться. Допустим, что у нас остается только миллионная часть шанса, однако и этого довольно, если только мы сможем ею умело воспользоваться!

— Да, но как это сделать?

— Как это сделать? Призвать на помощь все свое мужество, энергию, силу духа и решимость — с этими человеческими качествами можно сделать очень много!

— Ты считаешь?

— Положись на меня. Вероятно, скоро ты должен будешь увидеть, что могут сделать эти качества в минуту опасности, — я берусь тебе это показать.

— Пусть Небо поможет тебе!

— На Бога надейся, а сам не плошай! — сентенциозно промолвил Ланжале. В этот самый момент страшный треск заставил содрогнуться все судно.

— Вот она, эта помощь с неба! — простонал сыщик, побледнев как мертвец. — Волны, того и гляди, совсем расплющат наше судно…

— В самом деле? А ты бы желал, чтобы для тебя изготовили кроткую и ласковую маленькую бурю, тихую и слащавенькую, с волнами, пенящимися взбитыми сливками, и хорошеньким маленьким циклончиком, специально приспособленным для общественного увеселения, на радость мирным семействам и на потеху деткам… Не так ли?

— Я положительно не понимаю, как ты можешь шутить в такие минуты, стоя на самом краю гибели?!

— Да я стал бы шутить и в самих когтях дьявола, и даже у него на сковороде! Вот почему в минуты опасности не теряю присутствия духа, верности соображения и готов в любую минуту воспользоваться каждым удобным случаем для спасения.

Вдруг сильный порыв ветра потряс все судно до основания, и в тот же миг что-то со страшным треском обрушилось на палубе — это рухнула грот-мачта.

— Вот и начало конца! — простонал Гроляр.

— Сейчас я пойду посмотрю, что там случилось, — сказал Ланжале и, не слушая воплей старика, бросился наверх, но вскоре вернулся с озабоченным лицом.

— Мы погибаем? Не так ли? — чуть не рыдая спросил его сыщик.

— Пока что не мы, а бедный «Фрелон», — ответил Парижанин. — Только что рухнула мачта и проломила часть обшивки на штирборте; к счастью еще, наше судно идет все время под сильным креном на бакборт, а то бы нас совсем затопило. Командир отдал приказ закрыть люки; экипаж работает, заделывает брешь под таким ветром, который мог бы оторвать рога у вола.

— Ну, а тысячная доля шанса?!

— Надо суметь воспользоваться ею… Надень свой спасательный пояс, да затяни получше застежки, чтобы быть готовым на всякий случай.

Гроляр, у которого зубы стучали, как в лихорадке, все же нашел в себе силы исполнить данный ему совет. Опоясавшись спасательным поясом, Гроляр, по настоянию того же Ланжале, стал довершать свое снаряжение, рассовывая по карманам флягу с водой, другую флягу с водкой, кое-какие съестные припасы и револьвер крупного калибра с запасными снарядами, заключенными в непромокаемый мешок.

Сам Ланжале снарядился подобным же образом, с той только разницей, что его спасательный панцирь был гораздо объемистее спасательного пояса сыщика и мог вместить несравненно больше предметов; кроме того, Парижанин еще навесил себе на спину пробковый ящик приблизительно в тридцать сантиметров длиной и пятнадцать шириной. Управившись с этим, он наконец сказал:

— Ну, вот я и готов! Теперь нам, пожалуй, не больше двадцати минут срока до свидания с водяным: циклон настигает нас, и не успеем оглянуться, как очутимся на перине!

Этот шутливый тон и полное хладнокровие молодого человека внушали Гроляру мысль, что, быть может, опасность еще не так близка, и, повеселев на мгновение, он и сам попробовал пошутить.

— Разве ты собираешься дать концерт рыбам, — спросил он, указывая на тромбон, — или рассчитываешь с помощью этого добиться более благосклонного приема в царстве Нептуна?

— Это уж мое дело, — ответил Ланжале, — может быть, нам еще придется зарабатывать себе кусок хлеба нашими талантами…

Дело в том, что Ланжале до осуждения на суде, приведшего его в Нумеа, был в музыкантах Четвертого полка морской пехоты; а до того, в частной жизни, был членом Бельневильского любительского оркестра, где считался виртуозом на тромбоне и выступал зачастую в качестве солиста с большим и неизменным успехом. Попав в солдаты и заявив о своем искусстве, он был зачислен в музыканты морской пехоты и потому и здесь не расставался со своим излюбленным инструментом. Будучи сослан в Нумеа для отбытия дисциплинарного наказания, он, конечно, был лишен своего верного товарища — тромбона, который, однако, поспешил тотчас же заменить новым, как только стал свободен. И теперь он не хотел расстаться со своим любимым инструментом даже в таком критическом положении и решил или спастись, или погибнуть вместе с ним.

Буря усиливается. — Герои дома. — Кочегары. — Нет надежды. — Унесенные валом. — Гибель всего.

МЕЖДУ ТЕМ БУРЯ С КАЖДОЙ МИНУТОЙ ВСЕ усиливалась; ветер выл с такой силой, что нельзя было расслышать приказаний, и командир увидел наконец, что бороться дальше нет никакой возможности. «Фрелон» шел на всех парах, и так было решено идти до самой гибели. Ночь была до того темная, до того непроницаемая, что ничего не было видно перед собой; только время от времени, когда громадные ослепительные молний разрезали на мгновение небесный свод, можно было видеть в течение всего нескольких секунд громадные валы с пенящимися гребнями, с бешеной силой мчавшие перед собой несчастный «Фрелон», ожидавший, что циклон вот-вот закрутит его, как щепку, и жадный вал поглотит судно навсегда.

Командир де Кербрис приказал всем надеть спасательные пояса и подвесить себе на руку спасательные буи, офицеры все до единого стояли на своих боевых постах, иначе говоря — на постах смерти. Старший механик судна со своими двумя помощниками одни оставались внизу, в машинном отделении, готовые встретить всякую опасность на своем посту, верные чувству долга.

Эти люди не надели на себя даже спасательных поясов: они знали, что их ждет здесь иная смерть — страшная смерть от разорвавшихся котлов, смерть не от воды, а от огня, и в то время как там, наверху, могли еще надеяться на спасение в борьбе с пенящимися валами, могли еще, возможно, хоть некоторое время оспаривать у жадной стихии свою жизнь, — они здесь были заранее бесповоротно обречены на ужасную, неминуемую смерть; у них не оставалось надежды выйти живыми из этого раскаленного помещения; они знали, что если машина хоть на секунду перестанет работать, то «Фрелон» в ту же минуту будет поглощен морем, так как только невероятная быстрота хода, поддерживаемая с невероятными усилиями, позволяла ему нестись вперед по волнам.