и здоровье мое теперь так расстроено, что мне по-настоящему следовало бы питаться одним овсяным супом.

Все твои письма и посылки, отправленные до 16 января, исправно получены мною в Иркутске. На будущее время мне трудно назначить какой-нибудь определенный адрес, но так как на обратном пути мне нельзя будет миновать Омск, то я полагаю, что всего вернее было бы посылать письма ко мне в этот город. В «Morgenblad» я читал, что у финского литературного общества есть Видеманнова черемисская грамматика. Постарайся непременно переслать эту книгу в Омск, потому что летом я имею намерение заняться черемисским языком.

«Русский Инвалид» сообщает совершенно свежую новость, что Рокосовский назначен финляндским генерал-губернатором. В России он известен за весьма дельного человека, да и в Сибири имя его повсюду произносится с величайшим уважением. В последнее время он служил начальником-топографом в Екатеринбурге.

VIII

Студенту Европеусу[214]. Иркутск, 27 февраля (10 марта) 1848 г.

Прежде, нежели приступлю к ответам на каждый из твоих вопросов поодиночке, скажу тебе несколько слов о газете «Suometar». Нельзя не сознаться, что эта газета по усердию к делу, основательности и последовательности убеждений, ясности изложения и чистоте языка была одной из лучших, когда-либо издававшихся в Финляндии на отечественном языке. Издаваясь самыми юными и самыми жаркими приверженцами так называемой финномании, она не обнаружила, однако ж, никакой мании, постоянно сохраняла надлежащее спокойствие и тем пристыжала издевавшихся над отечественным. Если можно в чем-нибудь упрекнуть эту газету, то разве только в том, что руководящие статьи были слишком однообразны, слишком переполнены филологией, что в языке иногда было заметно гонянье за классичностью, необыкновенными словами, формами слов и оборотами, от которых слог становился тяжел и натянут.

Засим отступлением возвращаюсь к твоим вопросам и постараюсь отвечать по крайней мере на важнейшие из них.

1) «Где древнейшая родина финнов?». Этот вопрос, собственно, не входит в область моих исследований, потому что деятельность моя с самого начала была направлена только на то, чтобы проследить переселения финских племен до Алтайских гор и при этом дознать родственные отношения между финскими и алтайскими народами. Вместе с тем я отыскивал, как в России, так в Сибири древние памятники, собирал предания, названия местностей и все то, что могло служить к объяснению истории переселения финских племен. Вот несколько общих и неопровержимых результатов исследований, произведенных мною до сего времени.

А. Финские языки более или менее сродны с языками всех народов, живущих в Алтайских горах или отсюда вышедших. Наш язык походит ближе всего к самоедскому и тюркскому, но вместе с тем обнаруживает и решительное сродство с языками монгольским и тунгусским.

В. Из этого сродства языков можно вывести положительное заключение, что финны некогда жили на Алтае. То же самое подтверждается и настоящим распространением финского племени, равно как и многими встречающимися у Алтая названиями местностей явно финского происхождения. Сверх того, у сибирских татар есть много преданий о «белоглазой» чуди; трудно только решить — коренные ли это предания или заимствованные от русских. Многочисленные памятники, встречаемые в южной части Сибири, по всей вероятности, не финского происхождения.

C. Как, в отношении языка, финны всего ближе подходят к народам Западной Сибири, так к востоку от Енисея все прочие следы становятся все реже и реже. Я имею полное основание предполагать, что самые многочисленные свидетельства о финнах в Сибири находятся в пределах Верхнеиртышской области, но исследования по этому предмету я отложил до своего возвращения, потому что намерен держаться как можно ближе к сибирской границе, по крайней мере в пределах Тобольской губернии.

D. Во внутренней части России, как ты уже, вероятно, заметил, есть много названий местностей, заимствованных из финского и других одинакового с ним происхождения языков. Карты же, вопреки твоему ожиданию, будут для тебя в этом отношении весьма недостаточным руководством, потому что большая часть названий деревень и других местностей в России изменена в новейшее время. Прекрасным пособием для таких исследований могут служить несколько старинных межевых книг (Grundbiicher), недавно напечатанных в Москве. У меня есть почти полное издание этого труда.

2) «Нет ли в настоящее время финских племен во Внутренней Азии?». На этот вопрос можно с полной уверенностью ответить: нет. Тебе, вероятно, небезынтересно, что венгерец Csoma de Kotos долгое время жил в Тибете и других азиатских странах с целью отыскать родственные венгерцам племена[215], но нашел решительно не то, чего искал, хотя разыскания его, вероятно, были не бесплодны для науки.

Путевой отчет

Иркутск, 10 (22) августа 1848 г.

Солнце бросало последние лучи на золотые главы церквей Иркутска, когда я (1 марта 1848) на тройке лихих лошадей, запряженных в сани, выехал из этого города. У байкальской заставы часовые продержали меня целых полчаса. Между тем смеркалось, и когда я наконец добрался до Ангары, невозможно уже было ничего различить, кроме темных очерков гористых берегов ее. Лишенный, таким образом, возможности делать какие-нибудь путевые наблюдения во время езды по Ангаре, я слушал веселые песни и беседы с самим собою моего ямщика. Вскоре мы приехали на ближайшую станцию и задолго еще до полуночи были уже у Байкала, находящегося в шестидесяти верстах от Иркутска.

Хотя на обыкновенных почтовых станциях редко можно рассчитывать на спокойный ночлег, я остался, однако ж, здесь до рассвета, рассчитав, что гораздо благоразумнее пуститься на Байкальское море[216] утром. Какой-то господин, выдававший себя за военного, был так любезен, что большую часть ночи занимал меня правдивыми рассказами о своих дуэлях и других событиях своей жизни; эта любезность заключилась, однако ж, просьбой денежного вознаграждения. Что он действительно нуждался в пособии, об этом достаточно свидетельствовала его оборванная одежда, и все-таки просьба его подействовала на меня так неприятно, что я тотчас же приказал закладывать лошадей и выехал еще до восхождения солнца.

Сумрак и густой туман покрывали Байкал и Ангару. Утро вначале было тихо, но с восходом солнца подул сильный восточный ветер и закрутил снег по всему узкому морю. Напрасно напрягал я зрение, чтобы измерить высоту гор, которые, как мне сказывали, идут по обеим сторонам моря; от сильной метели едва виднелась даже и крутая скалистая стена, вдоль которой шла дорога. Ямщик рассказывал, между тем, что в хороший ясный день отовсюду видны горы, висящие на северной и на южной сторонах Байкала, но что к востоку ничто не останавливает взора. О самих же берегах говорил, что их везде составляют бесплодные скалы, отчего русские переселенцы, не имея