Еще не добравшись до самолета, Анка обнаружила людей. Штук шесть трупов, в самых разных позах, разметало по снежному языку, обрывающемуся вертикально вниз. Анка не стала к ним подходить — сплошь чернявые, смуглые. Вывернутые конечности, оскаленные рты. Больше всего она боялась узнать среди мертвецов Валю или Бернара, но здесь их не было. Младшая миновала сносно сохранившуюся кухню, перешагнула через ноги мертвой стюардессы и очутилась в полутемной кишке. После хрустящего морозного воздуха она словно попала в больничный барак. Откуда-то доносились прерывистое дыхание и короткие всхлипы, воняло горелой тряпкой, мочой и еще чем-то, тошнотворно-сладковатым. Из иллюминаторов падали круглые пучки света, кусками освещали распахнутые полки, сорванные с мест, кресла и куски застрявших человеческих тел. В салоне она сразу наткнулась на живых. Между вырванными с мясом, креслами стонала толстая тетка в пончо, рядом с ней шевелился мужичок в черных очках. Немного дальше, прижатый к стене, истекал кровью дядя Саня. Анка узнала его только по бороде и характерной шевелюре фэйри. С лицом его что-то случилось, точно вниз сдернули кожу вместе с глазами и переносицей. В том месте, где раньше сидел Бернар, переборка прогнулась, острый алюминиевый профиль разрезал парня пополам. Анка открыла рот, чтобы закричать, но так и застыла, словно у нее вывихнулась челюсть. Возле ног, придавленные креслами, лежали трупы двух пожилых мужчин. Только Марии нигде рядом не было. Где-то в темноте горько плакал ребенок, его утешала женщина. По скрученному проходу, волоча за собой непослушные ноги, полз молоденький смуглый парень. На нем была куртка с эмблемой футбольного клуба. Парень приподнялся на локтях и обратился к Анке на испанском, потом на английском. На его физиономии отпечатался след чьей-то подошвы.

Позади тень загородила проход. Анка резко повернулась и тут же схватилась за больной бок. Наверное, от бедра до подмышки расползался сплошной синяк, потому что не только дышать, но и опираться на левую ногу стало равносильно пытке. Младшая решала: это ей только чудится, как заостренные обломки ребер впиваются в легкие, или, на самом деле, она грезит, лежа с многочисленными переломами на дне колодца. Она точно помнила, что спрыгнула в колодец. И нет никакого самолета. Но почему же тогда так больно и так холодно?

В темный салон заглянули двое. Хрупкая девушка поддерживала пожилую женщину, скорее всего — свою мать. Обе дрожали, одежда на них висела лохмотьями, мать бережно баюкала сломанную руку, черные, атласные волосы ее дочери торчали во все стороны, точно ее ударило током. Девушка успокаивающе заговорила с матерью, затем помогла старушке сесть на край перевернутого сиденья. Анка не понимала ни слова из их речи. Из хвостовой части лайнера пробирались двое мужчин. У одного, щупленького, в белом костюме, был выбит глаз, вся левая часть головы покрылась сплошной черной коркой запекшейся крови, но мужчина смеялся и курил сигару, Анка уже встречала таких, чокнутых от пережитого шока. Второй, седой, с усами, не смеялся, он горбился и что-то быстро говорил, плюясь кровью. Младшая догадалась, что у него сломался зубной протез, а без протеза даже свои не могли разобрать, что он там говорит.

Старшего она узнала тоже не сразу, потому что его лицо густо покрылось инеем. В одном ряду с Валькой сидел высокий мужчина в вязаной кофте и круглых очках, а у самого окна...

— Валя, — позвала она. — Валечка!

Анка сползла на пол.

Маманя. Нет, так нельзя. Они не имели права с ней так поступать. С маманей все в порядке, никогда она не летала в горы, она вообще боится самолетов. И никакая это не маманя, просто похожие волосы, похожая прическа. Оба мертвые, они оба погибли. Нет, так не может быть, чтобы оба.

«Не буду их трогать, не буду — и все!»

Но потрогать очень хотелось. Просто невозможно было отвернуться и уйти. Старший раскинулся в позе отдыхающего на шезлонге. Спинка его кресла куда-то подевалась, а ремень перетянул грудь с такой силой, что вместе с одеждой на груди брата лопнула кожа. Анка была почти рада, что в полумраке не заметны детали. Светловолосая женщина у окна, напротив, сжалась в комок, клонилась лицом вниз, почти завалившись Старшему на грудь. На ней была куртка, очень похожая на мамину, но таких курток много, и причесок таких много.

Всего два шага. Младшей не хватало всего двух шагов, чтобы подойти вплотную и заглянуть женщине в лицо. Но эти два шага неожиданно стали непреодолимым препятствием. У Старшего был открыт рот, на губах оседали мелкие снежинки, закинутые в салон неторопливой вьюгой.

«Нет, это не, они. Просто похожи, так бывает.»

Младшая неожиданно ощутила, как она замерзла. В разбитом салоне стоял самый настоящий мороз. Она потрогала затылок и убедилась, что волосы слиплись и застыли. Носок, натянутый на посиневшую ногу, ничего не давал. Напротив, без носка окончательно замерзла и вторая нога.

Она глядела на иней, укрывший лицо брата, и соображала, сколько же времени прошло после падения самолета. Она стояла истуканом и смотрела, не в силах пошевелиться, пока кто-то не положил руку ей на плечо.

Мария!

— Мария? — Анке показалось, что она громко вскрикнула. На самом деле, ее онемевшее горло едва выдавило звук, похожий на сиплое карканье.

— Какое счастье, что ты жива!

— Я тоже тебе рада.

Анка осеклась. Советница приобняла ее, заглянула ей в глаза, но в этих жестах недоставало теплоты, недоставало жизни. Настоящая Мария так себя не вела. Однако она ждала, и Анка не стала прерывать игру.

— Мария, Бернар и Валя.

— Да. Я видела.

— Мария, где мы?

— В горах, недалеко от Чилийской границы, — спокойно ответила та. — Тяжело дышать, да? Почти четыре тысячи метров, мой сосед сказал.

Мария объяснялась по-русски правильнее, чем обычно, а вела себя немножко странно, даже для человека, пережившего авиационную катастрофу. Она как будто совсем не обрадовалась, застав Анку живой, смотрела куда-то поверх ее головы и практически не щурилась на диск заходящего солнца. Она где-то потеряла половину воротника и левый рукав, в жестких кудрях запутались мельчайшие кусочки льда. Анке захотелось встряхнуть наездницу, ударить, ущипнуть!

— Мария, кто эти люди? Что они говорят? Я не понимаю! — Она хотела спросить, знает ли та, что все это только сон, но не спросила. Советница уже отвернулась и сплюнула кровью.

— Они говорят на испанском и на португальском, — резко ответила Мария. — Они говорят, что вторую ночь не пережить, что все мы замерзнем. Один отморозил пальцы на ногах, а женщина — уши.

— Вторую ночь?!

Что-то неправильно, какая-то заваруха произошла со временем. Не могла же она проваляться без памяти на снегу целые сутки! Или могла? Анка снова ощупала шишку на затылке. Кажется, череп не треснул, но потребуется наложить несколько швов. Волосы примерзли к ранам.

— Ты замерзнешь, надень!

Наездница наклонилась, потянула за ногу мертвую женщину, застрявшую между сидений. Голова у женщины болталась, как у сломанной куклы, черные волосы закрывали лицо, на голых предплечьях тоже переливался иней.