Увидев монету, служанка мгновенно развернулась и вскоре вернулась с полным кувшином, с улыбкой поставив его на стол. Иоганн наполнил два стакана и пододвинул один Якобу.

– Будьте так любезны, выпейте с несчастным студентом, – попросил он.

Кольшрайбер не заставил себя уговаривать, разом осушив стакан и налив себе еще.

– Хорошее вино, – проговорил он. – Не хуже моего.

– Какой толк от вина, когда женщины ничего не стоят, – посетовал Иоганн и глотнул из своего стакана. Краем глаза он следил за собеседником. – От меня недавно сбежала девица, с другим парнем. С тех пор я и пью.

Кольшрайбер рассмеялся.

– Моя от меня тоже сбежала, да только обошлось без парня. Она была при мне, лежала в постели как бревно, но дух ее витал где-то далеко. На Блоксберге, наверное. Чертова ведьма!

Иоганн подался вперед.

– В каком смысле?

– Ну, она была одержима дьяволом! Да я сам виноват. Узнал о ней от свояка, он часто бывает в Книтлингене по делам. Знаешь, где Книтлинген?

Иоганн неуверенно кивнул.

– Приблизительно…

– Так вот он и рассказал мне про видную девицу. Приданое небольшое, зато дочка фогта. Я решил, что сделка будет выгодной. К тому же собой она очень даже ничего.

– О да, – произнес Иоганн негромко, так, чтобы Якоб его не слышал. – Прекрасная, как солнце после темной ночи.

– Но меня надули! – гневно продолжал Кольшрайбер. – В девчонку вселился дьявол, да только отец ее не соизволил сказать об этом! Она неделями не разговаривала, я слышал про какой-то там случай в лесу… Со мной она тоже поначалу мало говорила. – Он рыгнул и рукавом вытер рот. – Вообще это хорошо, когда жена держит рот на замке. Мне не по душе, когда баба разевает рот и ворчит. А когда я потребовал исполнить супружеский долг, она вдруг совсем замолкла. И говорила только во сне, скверные вещи говорила… – Он понизил голос. – Про сатану, каких-то пропавших детей, про руку, что тянется к ней… «Темный дух, он явится за мной, за всеми явится» – так она говорила во сне. Говорю же, одержимая! «Прочь, прочь» – так она и кричала, а к утру все забывала и не могла ничего вспомнить.

– И… что вы с ней сделали? – спросил Иоганн.

– Ну а что я мог сделать? – Кольшрайбер откинулся на спинку и скрестил жирные руки на груди. – Сначала хотел отдать ее в руки правосудия. Кому нужна ведьма в доме? И сам вмиг под подозрением окажешься. Но потом я подумал и отослал ее в Нойбург.

– В Нойбург?

– Ну, монастырь бенедиктинок. Там ей и суждено до конца дней отирать колени да горбиться перед алтарем. И поделом! Бенедиктинки в Нойбурге слывут особенно строгими. Приданое я, конечно, оставил за собой. – Он злорадно рассмеялся. – Буду пропивать его, пока не найду новую жену. Но на этот раз я не дам обвести себя вокруг пальца. Уже дважды меня провели! Сначала первая не могла родить мне ребенка, а потом эта ведьма… Будь прокляты женщины! Эй, ты куда?

Иоганн резко поднялся. Хмель как рукой сняло. Оставаться здесь было выше его сил. Еще минута, и он бы разбил кувшин об голову этого гнусного типа.

– Мне нужно возвращаться, – бросил он. – Допивайте вино.

– Ну, мне дважды повторять не надо. – Кольшрайбер уставился на Иоганна своими мелкими глазками. – Что-то мне в тебе не нравится парень. Ощущение, будто ты что-то такое натворил… Так ведь?

Юноша, не проронив ни слова, двинулся прочь, а Кольшрайбер наполнил новый стакан.

Ослепший от горя, Иоганн шагал к выходу. Ему хотелось поскорее убраться отсюда, он даже не стал оборачиваться в поисках Валентина. Когда до двери оставалось несколько шагов, дорогу ему перегородил Альтмайер. Все это время он держался со своими дружками в стороне, но теперь почуял свой шанс.

– Эй, ты куда это так спешишь? – спросил скрипучим голосом верзила. – Уж не украл ли чего…

Договорить он не успел – Иоганн без предупреждения всадил кулак ему в лицо. Он вложил в удар всю кипевшую в нем ярость. Альтмайер рухнул как подкошенный, его приятели прянули в стороны. Что-то подсказывало им, что к нему сейчас лучше не приближаться. Чем-то необъяснимо зловещим сверкали его глаза, как у дикого зверя.

– Ты об этом пожалеешь! – выл Альтмайер, держась за нос, и кровь заливала пол. – Пожалеешь, заносчивый ты ублюдок!

Но Иоганн его даже не слышал. Он шагнул за дверь. В лицо ему дул прохладный ветер, но и это не могло остудить его ярость и скорбь. Маргарита была так близко – и в то же время бесконечно далеко… Она стала недосягаемой для него.

Послушница в монастыре.

15

Два дня Иоганн провел словно в оцепенении. Сославшись на болезнь, он лежал в своей кровати и неподвижно смотрел в потолок. Даже Валентин не мог до него достучаться. Время от времени друг приносил ему хлеб, тарелку супа и немного разбавленного вина. Иоганн выпивал вино, а еда оставалась нетронутой. Сколько ни просил Валентин рассказать, что случилось, Иоганн хранил молчание.

Для него весь мир погрузился во тьму, и не было в нем ни единого проблеска надежды. С тех пор как он принял решение разыскать Маргариту, эта цель придавала ему сил, заставляла идти вперед. И вот теперь Маргарита нашлась, но она была для него недосягаема. И он не сможет даже узнать, как она там. Нойбург находился всего в часе пути от Гейдельберга, но постороннему человеку нечего было и думать о том, чтобы увидеться с послушницей. Обитательницы монастыря общались только между собой и покидали обитель лишь в исключительных случаях. В особенности это касалось тех заблудших душ, которых отослали туда мужья или отцы. Только они могли изредка видеть их, и больше никто.

И больше никто…

Но в какой-то миг темную пелену скорби прорезал яркий луч. Иоганн резко сел в постели и пододвинул к себе тарелку с супом. Внезапно он ощутил зверский голод. До сих пор его разум пребывал словно в заточении, и вот наконец-то юноша увидел выход…

У него начал созревать план.

Утром третьего дня Иоганн сообщил магистру Партшнайдеру, что ему стало лучше. Он взял папку с листками и перьями для письма и вышел, словно собирался на лекцию. При этом проследил за тем, чтобы Валентин не прознал о его вылазке. Иоганн еще не укрепился в своем намерении и опасался, что друг сумеет его отговорить. Он повернул к северу – там, недалеко от университетской капеллы, у причала были привязаны несколько лодок. Юноша позаимствовал у какого-то рыбака барку и поплыл вверх по течению. Стояла первая неделя сентября, и Неккар пока нес свои воды неспешно. С севера и с юга высились холмы Хайлигенберг и Королевский трон, главные возвышенности Гейдельберга, между которыми и ютился этот славный городок. По обоим берегам тянулись виноградники. Крестьяне с корзинами трудились в поте лица, собирая первый урожай. Где-то там, наверное, хлопотал и Якоб Кольшрайбер, муж Маргариты, – если не отсыпался с похмелья где-нибудь в зарослях. Иоганн почувствовал, как внутри него закипает злоба. Он стиснул зубы и усерднее заработал веслами.