Однако весной 1918 г. планы Антанты по использованию Чехословацкого корпуса изменились. Хрестоматийной стала рассекреченная позднее шифрограмма посла Франции в России Д. Нуланса представителю Франции при Чехословацком корпусе А. Гинэ от 18 мая 1918 г.: «Союзники решили начать интервенцию в конце июня и рассматривают чешскую армию вместе с французской миссией в качестве авангарда союзной армии». Большевики, зная об этом, решили превентивно разоружить Чехословацкий корпус. В ответ вспыхнуло уже подготовленное восстание.

Мятеж Чехословацкого корпуса должен был стать сигналом к выступлению подпольных белогвардейских групп в Сибири, на Урале и в Поволжье. Координаторами контактов между чехословацким командованием и антисоветским подпольем выступали союзные дипмиссии. В марте 1918 г. они выехали из Петрограда, однако не последовали за советским правительством в Москву, а обосновались в Вологде. Посольства западных держав стали центрами, куда сходились нити антибольшевистских заговоров. Советское правительство, не признавая официальный статус западных миссий, не торопилось, однако, их выдворять, чтобы не терять, на всякий случай, контактов со странами Антанты. Только в сентябре 1918 г., после раскрытия «заговора послов», в котором были замешаны главы и члены представительств США, Англии и Франции, советское правительство окончательно закрыло западные дипмиссии в РСФСР.

Под прикрытием Чехословацкого корпуса стали создаваться всевозможные местные антисоветские правительства и армии. Очевидно, только в этом и состояла задача корпуса в интервенции, так как он продолжал движение своих эшелонов на восток и без боя оставил большевикам Пензу. Однако вскоре у зарубежных руководителей интервенции возникли ещё две взаимоисключающие идеи: 1) повернуть корпус на запад с целью создания фронта против Германии на территории России; 2) эвакуировать корпус через северные порты. В обоих случаях чехословакам следовало принять более активное участие в боевых действиях против советских войск. О том же «от имени русского народа» просили чехословаков возникнувшие благодаря им региональные антисоветские правительства.

Но характерно, что о движении чехословаков на Москву с целью свержения советского правительства в этот момент речь не шла. Западные державы не сговорились об этом между собой. Ллойд-Джордж в своих мемуарах писал об этом: «Мы заботились только о том, чтобы обширная и плодородная территория Российской империи не стала вассалом Центральных держав и источником снабжения их в этой войне, не наше было дело решать, предпочитают ли русские, чтобы ими управлял Ленин или Керенский». Упомянул он и о противодействии, какое оказывал планам расширения интервенции президент США, считавший, «что всякая попытка интервенции в России без согласия советского правительства превратится в движение для свержения советского правительства ради реставрации царизма»[259]. Разумеется, западные державы заботились не «только о том», о чём пишет здесь Ллойд-Джордж. Но он безусловно не кривил душой, когда сообщал, что непосредственное военное свержение власти большевиков в планы Антанты отнюдь не входило.

Вскоре чехословакам было приказано отказаться от открытия нового фронта против Германии и пробиваться к северным российским портам. Движение чехословаков в юго-западном направлении привело бы их к соединению с Донским войском прогерманского атамана Краснова. Чехословацкое командование стало бы настаивать на пропуске своих частей через Дон на Украину для борьбы с Германией. Краснов под давлением своих германских покровителей был бы вынужден оказать сопротивление этим требованиям. Между двумя лагерями антисоветского движения мог вспыхнуть прямой конфликт, усиливавший только большевиков.

Но был возможен и иной вариант. Между чехословаками и германскими войсками на Украине мог возникнуть буфер в виде коалиции антисоветских региональных сил (Донская и Добровольческая армии, Народная армия Учредительного собрания в Поволжье и т.д.). Они, сомкнув фронты, могли столковаться на почве совместной борьбы с большевиками, отставив в сторону разногласия по признаку внешних «ориентации». Ни тот, ни другой вариант не отвечал планам Антанты по ослаблению России.

В этот период становится заметно, что западные державы не спешат реализовать свои декларации о создании нового фронта против Германии. Этот фронт, пройдя по территории России, был бы в стратегическом отношении бессмысленным, так как отстоял очень далеко от Германии и её союзников. Значительно больше, чем новый фронт, интересам Антанты в тот момент отвечал буфер между нею и Германией в виде Советской России. Но дело было не только в этом, а ещё и в нежелательности для Антанты появления подлинно независимого единого антибольшевистского правительства.

«Странность» интервенционистской стратегии Антанты особенно наглядно высвечивается историей многочисленных мятежей, поднятых в июле 1918 г. в нескольких городах Центральной России «Союзом защиты Родины и свободы» во главе с Борисом Савинковым. Эта подпольная организация имела контакт с западными миссиями и в значительной степени финансировалась из иностранных источников. Наиболее серьёзным оказался мятеж в Ярославле. С 6 по 23 июля 1918 г. повстанцы удерживали центр города. Мятеж мог бы иметь шанс на успех, если бы в это время войска союзников высадились в Архангельске и начали движение эшелонов на Ярославль по железной дороге, где в это время почти никаких советских войск ещё не было. Но англичане появились в Архангельске только 2 августа, когда все выступления савинковского «Союза» давно были подавлены.

Советский военный историк справедливо писал об упущенных возможностях контрреволюции в то время: «Внутренние взрывы в городах на Верхней Волге явились преждевременными по крайней мере на месяц; чехословаки около двух месяцев затратили на усиление своего положения на Урале. Английское командование, промедлив месяц с захватом Архангельска, в дальнейшем действовало настолько медленно и нерешительно, что конкретная опасность образования единого Северо-Восточного белого фронта растворилась в пространстве и времени… Советская стратегия оказалась бы в несравненно худшем положении, если бы все они [мятежи и английский десант. — Я.Б.] последовали друг за другом на протяжении хотя бы месяца и если бы белогвардейские мятежи последовали тогда, когда фронт чехословаков вплотную приблизился к Волге и Каме»[260].

Этого не произошло не потому, что страны Антанты и русское антибольшевистское подполье роковым образом не согласовали планы, не позаботились о стратегическом взаимодействии. А потому, что такое согласование и такое взаимодействие в принципе исключались политикой западных держав. Поддерживать антисоветские силы, чтобы наносить уколы большевикам и раздувать пламя Гражданской войны — это одно. Но напрямую свергать большевиков, которые, как казалось тогда многим на Западе, сами эффективно ослабляют Россию — это зачем же? К тому же, при свирепствовавшей тогда классовой вражде, любое правительство, которое могло возглавить Россию, неизбежно было бы правительством одной из сторон Гражданской войны. А весь одиум за попытку навязать его русскому народу лёг бы в этом случае целиком на западные державы.