– Конечно.

– Ты говорила, будто сохранила сережку…

Далила расстегнула цепочку, сняла серьгу, которая упала вместе с крестиком на ладонь. Линдер достал вторую и положил рядом:

– Надеюсь, ты не сомневаешься, что я твой отец?

– Вообще-то… – смутилась Далила и твердо ответила: – Нет, не сомневаюсь. Просто… неожиданно. Вы надолго?

– Говори мне «ты». Я пробуду неделю, мне еще хочется увидеть правнука.

– Я не привезла Даньку, – сказала Мила. – Его нельзя надолго отрывать от кормилицы.

– Мы поедем к нему, – повернулся к ней Линдер. Теперь он пристально рассматривал Милу, словно что-то искал в ней. – Немножко на Веру похожа. Далила, ты не возражаешь, если я подарю серьги моей внучке?

– Нет, конечно. Представьте… представь, эта сережка спасла мне жизнь, когда меня один придурок пытался выкинуть из вагона на полном ходу.

– Я знаю. Вячеслав подробно писал мне. Мила, забирай сережки, их носила твоя прабабка, которую звали Далила. Вернее, они принадлежали ей, носить в те времена такие серьги было опасно по разным причинам. А лежали они в шкатулке…

– У меня она сохранилась, – оживилась Далила, замахав руками.

– Неужели это старье не рассыпалось? – поднял он брови.

– Куда к черту! Да она выдержит еще сто лет…

Они нашли общий язык и вполне дружески беседовали. Вячеслав ушел незаметно, тем более что не до него сейчас. Купив цветов и поймав такси, рванул к Арине, она славная, может, что-то и получится. При одном условии: она поедет с ним в Америку. Линдер обещал помочь Вячеславу… В общем, звезду Вячеслав поймал, удержать бы, а?

Поздно ночью Николай Карлович Линдер лег в постель с ощущением счастья. Он предложил Далиле с семейством переехать к нему, но дочь отказалась: «Мне еще до пенсии целых пять лет, рано мечтать о тихой старости. И потом, языка я не знаю, что там буду делать?» Она не понимает, что ее отец богат, что ей ни о чем не надо будет заботиться, что нашел он ее не для того, чтоб расстаться. Видимо, необходимо время, она должна привыкнуть к тому, что он есть. Линдер взял с тумбочки фотографию Веры…

Полвека унеслось. А помнится все, будто неделю назад он стоял на карнизе, его позвала Раймонда Багратионовна. И будто не было целой жизни, нашпигованной победами и поражениями, встречами и прощаниями, ошибками. Он думал, что прощается с Верой на время, а попрощался навсегда. Думал, что Сонетка – дешевка, а она любила его и ради него застрелила Самбека. Думал, что поиски жены – дело хоть и нелегкое, но не опасное, – опять ошибся. Его ошибки стоили дорого. Как странно: в самый счастливый день своей жизни он видел во сне Веру и Сонетку вместе…

Сначала ели клубнику, прожаренную солнцем и пахнущую землей, прямо с грядок, передвигаясь на корточках. Но ее уродилось видимо-невидимо. Никто в деревне не мог похвастать таким урожаем, а бабка Веры не знала, что делать с этой напастью. Потом Вера брала крупные ягоды в зубы и подставляла Николаю, а он откусывал кусок, сок стекал по подбородкам, это не мешало поцелуям. Но тут же, отрываясь от губ Веры, он видел не ее лицо, а Сонетки. Руки его обнимали податливое и горячее тело, он видел колдовские глаза и слышал дурманящий шепот, пальцы Сонетки путались в его волосах…

Почему обе? И почему сейчас? Ждут? Его и их разделяет смерть, Вера и Сонетка рядом, а ему предстоит догнать обеих. Но это будет не скоро, у него слишком много долгов перед Далилой, внучкой и правнуком. Значит, Вера и Сонетка подождут.