— Я вижу, у вас чешутся кулаки, и я могу удовлетворить вашу потребность в драке, но на моих условиях. Прямо здесь и немедленно.

Толпа возбужденно загудела. Спектакль обещал быть интересным, и многие придвинулись поближе.

— Обычная уличная драка, — заметил Локби с наглой усмешкой. — Вот, значит, как вы защищаете свою честь. Значит, все, что я слышал, — правда. Вы действительно животное. Зачем только мой дядя вспомнил о вас на своем смертном одре. Лучше для всех нас, чтобы вы навсегда оставались в джунглях. Там ваше место.

Локби продолжал еще что-то говорить, когда Леон шагнул вперед и схватил его за горло. В толпе раздались крики. Леон приподнял Локби и ударил его кулаком в лицо. Толпа ахнула.

Второй удар пришелся в солнечное сплетение, отчего Локби согнулся пополам. Пока он пытался выпрямиться, Леон нанес ему еще ряд ударов.

Ариэл часто была свидетельницей драк в школе, когда мальчишки наносили друг другу неумелые удары, пока все не заканчивалось возней на полу, их разнимали и растаскивали по разным углам.

Но то, что происходит сейчас, не просто драка. Это избиение, когда удары сыплются один за другим, не давая Локби возможности опомниться. Он упал спиной на ступени лестницы и не мог подняться. По его испуганному лицу было видно, что он не ожидал такой жестокости.

Леон оступился, и молодому человеку удалось, ухватив его за ногу, увлечь за собой на ступени, где они катались, ударяясь о железные перила, пока не выкатились на улицу под ноги зевак. Все было испачкано кровью, преимущественно кровью Локби.

Леон ухватил Локби за шиворот, поставил на ноги и с такой силой ударил о стенку припаркованного экипажа, что из последнего дождем посыпались стекла.

Цепляясь за перила, Ариэл устремилась за ними вниз по лестнице. Где-то позади послышался голос вдовы, которая выскочила из дома узнать, что происходит на улице.

Ариэл молила Бога, чтобы они остановились. С того самого момента, когда Леон нанес своему врагу первый сокрушительный удар, у нее из головы не выходили его слова, сказанные ей в Рестомеле: у него есть склонность к драке, и он дерется из-за самых пустяковых вещей, но особенно тогда, когда ему говорят правду в глаза.

«…Я отбросил нож в сторону и стал душить его голыми руками, — вспомнилось ей, — понадобилось трое взрослых мужчин, чтобы растащить нас. У меня вошло в привычку избивать людей, которые говорят мне правду…»

А потом презирать себя за это, с горечью в сердце подумала Ариэл. Локби сказал ему правду об отце, бросившем его. И что хуже всего, Локби, сам не ведая того, задел Леона за живое, вскрыл рану, которая кровоточила всю его жизнь.

К тому времени, когда Ариэл выскочила на улицу, дерущиеся уже скатились в сточную канаву, продолжая мутузить друг друга. Их одежда была разорвана и покрыта пятнами крови. Леон коленом пригвоздил Локби к земле и продолжал наносить удары. Лицо Локби напоминало кровавую маску. Если он еще не потерял сознания, то был уже близок к этому. Дыхание Леона было хриплым, грудь вздымалась.

— Повтори, что ты сказал, — прохрипел Леон. Было видно, что он уже не понимает, на чем настаивает, да и человек, лежавший под ним, навряд ли смог вымолвить хотя бы слово. — Будь ты проклят! — закричал Леон и нанес Локби новый удар.

Он убьет его, подумала Ариэл, если его сейчас же не остановить.

Она оглядела собравшихся людей и по их испуганным лицам поняла, что если бы кто и решился вмешаться, то сделал бы это давно.

Не раздумывая больше ни минуты, Ариэл бросилась к дерущимся и обеими руками потянула Леона за рукав. Он зарычал и бросил на нее злобный взгляд.

— Пожалуйста, остановись, — сказала Ариэл, — иначе ты убьешь его.

Прошла целая минута, прежде чем слова Ариэл дошли до сознания Леона. Он застонал и замотал головой. Его длинные волосы мокрыми прядями упали ему на лоб.

Завтра он будет благодарен мне. Завтра, когда он снова придет в себя, он скажет мне спасибо, что я не дала ему возможности убить Локби.

Но это будет завтра, а сейчас безумный взгляд его темных глаз пугал ее. Любимое лицо было чужим и совершенно непроницаемым. Так бывает, когда смотришь в знакомое окно, но внезапно штора закрывается, и ты не можешь понять, что происходит.

— Для вас все, что угодно, мадам, — сказал он таким спокойным голосом, будто она попросила снять пушинку с ее платья.

Леон отпустил Локби и легко встал на ноги. Он отряхнул пиджак и пригладил волосы.

— Мне очень жаль, — продолжал Леон все тем же спокойным, незнакомым Ариэл голосом, — если бы я знал, что вы проявляете такой интерес к этому человеку, то не сломал бы ему так много костей.

— Я не… — начала Ариэл, но он уже не слушал ее, а смотрел туда, где на пороге дома стояла потрясенная леди Сейдж.

— Надеюсь, вы позаботитесь, чтобы мисс Холлидей доставили домой, — сказал он бабушке.

— Конечно, — ответила вдова, — но послушайте, молодой человек, что вы себе…

Леон исчез, прежде чем леди Сейдж закончила фразу.

Прошла ровно неделя. Леон отсутствовал все семь дней. По прошествии второго дня Ариэл попыталась заставить себя перестать считать часы и минуты, но все бесполезно. Ее сердце болело, мысли путались, дни тянулись бесконечно долго, а ночи превратились в сплошную пытку, когда она, не в силах сомкнуть глаза, до утра ворочалась в постели.

Мысли одна беспокойнее другой одолевали ее. А что, если бы она приняла его неожиданное для нее предложение? Что, если бы она доверилась своей любви к нему и терпеливо ждала, когда и он полюбит ее? Но даже, если бы этого никогда не случилось, лучше жить рядом с ним, чем без него.

Ариэл вернулась к своим обязанностям в школе, снова поселилась в маленькой опрятной комнатке, но, как ни странно, ее тихая жизнь больше не устраивала девушку. Ариэл потеряла всякий интерес к ней, что и немудрено для женщины, познавшей любовь. Тем не менее она старалась держать себя в руках и не показывать окружающим, как ей тяжело.

Но где бы она ни находилась: в классе, столовой, кабинете директора, — все ее мысли были заняты Леоном. Она принадлежала только ему. Ариэл осознала это с большим опозданием и понимала, что уже ничего не исправишь. Он исчез, и у нее нет надежды увидеть его снова.

Гнетущая тоска доминировала над всеми ее чувствами, мешая сосредоточиться, что весьма раздражало ее директора.

Казалось, он не переносит даже одного ее вида и не скрывает, что лишь она одна виновата в провале операции, задуманной Каслтоном, а следовательно, и в его неудавшейся попытке подружиться с ним. Совершенно очевидно, если бы Ариэл вновь возобновила попытки сблизиться с мистером Пенроузом, ее бы ждала неудача.

К счастью для Ариэл и ее семьи, сам Каслтон не считал ее виновной в постигшей их неудаче. На следующий день после безобразной сцены у дома вдовы Ариэл получила от него письмо, в котором он благодарил ее за проделанную работу и хорошо отзывался о ее таланте. Ариэл немного смутила его похвала, но она не стала заострять на этом внимание. Она напомнила себе, что с неохотой взялась за эту работу, но выполнила ее добросовестно, вложив в нее свою душу. Возможно, уж слишком старалась, и вот теперь ее сердце разбито. Никто, кроме разве Пенроуза, не может обвинить ее в том, что она не заслужила того щедрого вознаграждения, которое граф прислал вместе с письмом.