другом, они лишь продолжают и продолжают гнуть свою линию — потому что, подобно тем «художникам», они «так видят».

И ничего вы с этим не поделаете: если вы обрабатываете одну и ту же информацию, с одной стороны, с позиции своих желаний, с другой — с позиции своих рациональных установок, усвоенных в процессе взросления, воспитания и последующей жизни, вы будете всегда иметь два разных взгляда на одно и то же.

Эти два взгляда, по крайней мере если мы говорим об этой паре «зеркал», существуют в нашем мозге как две самостоятельные позиции, буквально переругиваясь друг с другом, как двое старых супругов, уже и не ждущих ни понимания от своего партнёра, ни изменения его позиции, ни какого-либо консенсуса, а лишь провозглашающих свою позицию.

Причём оба эти «супруга» нашей «семьи» из двух полушарий — можно сказать, наши субличности — имеют дело с одними и теми же событиями, но воспринимают их совершенно по-разному — хотя бы просто в силу своих особенностей.

Поэтому-то спор между ними неизбежен, более того — он не может закончиться: the show mast go on, как говорится…

Но как принимается итоговое решение?

Кажется, это должно быть важно — по крайней мере, последствия этих решений коснутся обоих партнёров. Но тут мы снова пытаемся приписать этим субличностям какую-то специфическую «разумность», личностность…

На самом деле ситуация, судя по всему, куда тривиальнее.

Всегда ведь что-то происходит — какие-то жизненные события, есть требование времени, когда уже нужно действовать, необходимо принимать решение, есть, наконец, давление обстоятельств…

И все эти факторы — по сути, внешние по отношению к этой, с позволения сказать, «дискуссии», — обусловливают её временную приостановку.

Как в знаменитой детской игре: «Море волнуется — раз, море волнуется — два, море волнуется — три. Морская фигура — замри!» — и какое-то полушарие, условно говоря, побеждает.

Что-то выпадает — орёл или решка? Где остановился наш калейдоскоп, в каком положении замерли стекляшки в тубусе, такое изображение мы и видим как «общее» решение полушарий.

По факту же это та самая «проба», о которой нам в своё время рассказывал Дэниел Деннет.

«Проба» — это не какое-то интегральное и консолидированное решение двух полушарий. «Проба» — это отдельный стоп-кадр на киноленте бесконечного разговора двух «зеркал» мозга друг с другом, их взаимного отражения.

Нет, они ни о чём не договариваются, потому что там просто нет того, кто мог бы это сделать.

Есть лишь два видения, и одно из них — в моменте, здесь и сейчас — оказывается, по каким-то ситуативным причинам, более влиятельным, чем другое, а потому и побеждает.

Затем, в другой момент, будет иная ситуации, она усилит позиции другого полушария — обстоятельства, так сказать, затребуют какого-то отличного поведения, и «проба» будет уже другой.

Другой «набросок» — если воспользоваться терминологией того же Деннета — окажется в створе нашего видения.

Из трёх пар «зеркал» мозга, которые мы с вами здесь обсуждаем, эти два — «правое» и «левое» — наиболее очевидно находятся в разговоре друг с другом.

Но не нужно обольщаться — это не беседа, не «разговор» в буквальном смысле этого слова, это столкновение образов реальности.

Одно говорит: «Это белое!» — другое: «Это чёрное!»

Первое перепроверяет: «Чёрное? Нет, белое!» — второе совершает ту же процедуру: «Белое? Нет, проверено — чёрное!»

Застегнём пуговицу на рубашке, расстегнём пуговицу на рубашке, застегнём, расстегнём.

В моменте «пробы» пуговица на рубашке может быть застёгнута или расстёгнута, расстёгиваться или застёгиваться… Но сам по себе этот процесс — это просто перетягивание каната, и не более того.

Тут нет никакого здравомыслия, садящихся за стол переговоров глав правительств. Тут просто процесс обмена между «зеркалами» разными образами реальности и перепроверка этих образов ими же.

Конечно же, сама по себе такая перепроверка как-то влияет на происходящее в каждой из подсистем. Ведь если я задаюсь вопросом: «Не чёрное ли это, когда оно кажется мне белым?» — я влияю на субъективное ощущение белизны.

Но это просто дополнительное внесение данных в систему, а не изменение её результата.

Наши «полушария» не слышат, что они друг другу говорят, ведь у них нет никакого общего языка, кроме, так сказать, электрического, по сути — лишь импульсы.

И наверное, их можно назвать «сообщениями», которыми наши «зеркала» обмениваются друг другом. Но что это за «сообщения»?

Одна сторона сообщает другой, что у неё временно сформировалась (активизировалась) какая-то функциональная нейронная связность. Другая сообщает то же самое, параллельно докладывая об аналогичной нейронной связности со своей стороны.

Дальше стороны уверяются, что их связности — справа и слева — не идентичны друг другу, и продолжают сигналить об этом.

Это приводит к тому, что те самые связности постоянно меняются с каждой из сторон:

• где-то — исходя из полученных данных от своего визави,

• где-то — из тех данных и вводных, которые они имеют в себе,

• где-то из внешнего мира, которые постоянно добавляют в эту «кашу-малашу» каждого из полушарий какие-то дополнительные сведения.

Впрочем, полушариями эти события внешнего мира опять-таки читаются по-разному, так что пространства для продолжения этих реверсивных обменов «сообщениями» у них всегда предостаточно.

ТЕАТР ЮМА

Мы с вами уже говорили о «картезианском театре», но Рене Декарт ни о каком «театре» не упоминал.

Этот термин, в чём-то иронический, ввёл в философский обиход как раз Дэниел Деннет, и с его помощью он показывает, насколько мы наивны в своём восприятии самих себя: мы кажемся себе центром вселенной, с которого мы её и обозреваем.

Вот почему мысль Декарта о том, что наше сознание — этот, по сути, оплот и центр мира — интуитивно нам очень понятно, и мы, даже не думая так, думаем именно таким образом.

Но современная нейронаука уже окончательно расправилась с мифом о том, что где-то в нашем мозге есть «седалище души» или вообще хоть что-то отдалённо напоминающее центральный центр — как его ни назови, «личностью», «сознанием», «Я».

Однако, хоть «картезианский театр», как мы теперь знаем — лишь иллюзия рефлексивного восприятия, метафора «театра» как такового вовсе не так уж бессмысленна.

И первым, кто её использовал применительно к работе нашего мозга, был великий философ Дэвид Юм.

Свою книгу «Трактат о человеческой природе, или Попытка применить основанный на опыте метод рассуждения к моральным предметам» Юм написал, будучи выпускником Университета Эдинбурга, в свои неполные 26 лет.

Впрочем, его работа предсказуемо не привлекла никакого внимания — что там может сказать молодой юноша? — ни со стороны публики, ни стороны других философов.

Хотя тут дело, конечно, не