но даже теперь, когда звёздный флот разросся до невообразимых ранее размеров, а океанский — превратился в бесполезную игрушку, обычай продолжает соблюдаться.

Кадомацу отхлебнула ещё раз из своей чашки.

— Вы так пристально смотрите на Сэнсея, — тихо сказала она.

— Так заметно. Я, наверное, никудышный шпион. Просто он как-то... выделяется на вашем фоне.

— Он — доказательство милости Небес пролитой на нашу планету. Его советы очень помогают моему отцу в управлении государством, а для нас он — наставник в науках и искусствах.

— Ну, я бы рассказал вам много интересного что такое «небеса» и чем чревата их милость. И чему же он вас учит?

— Тому о чём каждый из нас мечтал. Брата — стихам, сестру — медицине, меня — фехтованию. Только Мамору, старшему брату, приходится учиться государственной науке, потому что он наследник.

— Не всем суждено исполнить свои мечты...

— Да, — вздохнула огорчённая и очень красивая в этом платье принцесса, указав глазами на сидящего тут же нежеланного жениха:

— Знаете, — вдруг раскрыла она свою самую главную тайну: — А ведь мне когда-то странствующий предсказатель сказал, что моя судьба — это супруг издалека. Я мечтала о ком-то вроде вас... Но кто знал, что это так обернётся?

Мать скосила глаз и передвинула ей чашку, что держала в своих руках. Она машинально взяла.

— А знаете, — вдруг ответил на откровенность Тардеш: — Я ведь и не мечтал стать военным. Я как раз мечтал стать предсказателем судеб. Однажды нагадал себе то же самое — что найду любовь всей своей жизни в дальней дороге...

Принцесса вздрогнула, и, пряча лицо, отпила из чашки.

— ...да и ещё кучу всего, что так и не сбылось. Ну, тогда я в это верил — упросил родителей устроить меня в морскую школу, потом волею судьбы загремел на звёздный флот — думал, буду летать по вселенной, открывать чужие миры... К сожалению, предсказания оказались глупыми суевериями, — и вот, я, вместо того, чтобы любоваться красотами чужих планет, разрушаю города бомбами и жгу леса и поля главным калибром...

Мацуко слушала его со всё нарастающим возбуждением. Первый импульс, пронзивший её при так знакомых словах, никуда не делся, а продолжал гулять по её телу, наполнявшемуся незнакомым теплом. Голоса родных звучали глухо, а принцесса демонов во все глаза смотрела на призрака, пытаясь узнать: кто это? Что за шутки с ней играет сама судьба? «Гость издалека», обещанный ей провидением, сидел сейчас тут, напротив неё, обетованный — и в то же время недоступный, не иначе как волей Провидения... за грехи гордыни и непослушания родителям... Или нет?!...За столом сидели и говорили ещё долго-долго, но ничего не задерживалось в голове у маленькой принцессы, до неприличия прямо уставившейся на гостя...

А когда все с благодарностями разошлись из-за стола, девушка, став невидимкой, шепнула Ануш прикрыть её отсутствие среди подруг, а сама, едва дыша, бесшумным шагом проследовала за Тардешем.

По галереям, наполненным лунным светом, сквозь тени редких колонн и прихотливых поворотов шел он, становясь то тенью в луче света, то зыбким светом в полосе тьмы. И весь мир, состоящий из света и тени, сама судьба из белых и чёрных полос, и вся жизнь — из дней и ночей была для неё в этой фигуре. Глупая, она ещё не понимала природы своих чувств, что творились в её юном сердце, где страх мешался с возбуждением, радость — с мечтой и любопытством. Она хотела подойти, подбежать, и... что? Сказать? Что сказать? Что ей когда-то тоже что-то предсказал заезжий гадатель?! Ну, глупо — он же поднимет её на смех! Да и разве он может быть ей мужем — он же вспыхнет болотным огоньком в её объятиях! Но почему тогда её так тянет к нему — он же понравился ей ещё там, на лётном поле, понравился с первого раза — глупо это отрицать!.. И если «нет» — тогда почему все эти совпадения? Какая цель у совершенного мира, сводящего их вместе?..

Так рассуждая, она с удивлением узнала, что Тардеш, оказывается, ночует не в гостевых покоях, а в Агатовом Чертоге, в одном из верхних этажей самого императорского дворца. Она не заметила, в какой момент, куда делся спутник гостя, которого она обозвала «девушкой», и не обратила внимания, что по лестнице, ведущей в почётные покои, он поднимался гораздо медленнее, чем надо, а сопровождавший его бхута с громким дыханием обводил своим огненно-красным взглядом тылы и фланги.

С трепещущим сердцем ступила девушка на белоснежные ступени, но не успела и трёх одолеть, как Тардеш, с вершины лестницы, вдруг обратился к ней:

— Кто вы, преследующий меня незнакомец? Магия скрывает ваше лицо, но не ваше присутствие, доступное моему взгляду. Откройтесь, и если вы задумали недоброе...

— О, нет! — воскликнула Мацуко, как трепещущую на ветру занавеску, срывая с себя покрывало майи: — Никогда! — чуть не крикнула она, поднимаясь с каждым словом по ступеням: — Никогда, я не в силах замыслить даже, против вас злодейство, Тардеш-доно!

— Ваше Высочество? — удивился он.

— Да, это я, господин драгонарий!..

— Вы зачем ходили за мной... в такой час... в это... на эту лестницу?

— Господин драгонарий Тардеш, я тоже, как и вы, когда-то, ожидала большой любви от своей судьбы, как мы с вами похожи, — и тоже моя мечта погибла под напором серых дней...

— Ваше Высочество... девочка! Нет, не желайте себе такой же судьбы, не сравнивайте нас, спаси вас небо от моего жребия...

— А что же мне делать, мой господин? — она поднялась почти на один уровень с ним, смотря своими чарующе-зелёными, ещё более прекрасными в темноте глазами, в его пустые глазницы.

И казалось ему, что глаза эти учатся нежности и теплу, постепенно привыкая к его лицу.

— Не знаю!.. Девочка! Вам спать надо, а не пугать гостей...

Взгляд Кадомацу как-то сразу потух.

— Извините, — холодно промолвила она, низко кланяясь: — Этого больше не повторится. Я хорошая девочка, — и, повернувшись, медленно, тяжелым шагом, стала спускаться по лестнице.

Тут Тардеш по-настоящему растерялся.

— Госпожа принцесса! — крикнул он ей вдогонку, но, когда она, обернувшись, медленно подняла потухшие глаза, не нашелся ничего сказать, кроме глупого:

— С праздником вас...

Она улыбнулась, кивнула и шевельнула