Двое стояли на самом краю обочины.

Полковник Лебедев рассматривал в бинокль садоводства — как полководец в утро решающей битвы. Шоссе находилось на некотором возвышении, так что видимость была хорошая. Справа от себя он видел разгорающийся пожар: очевидно, там и была пресловутая Банановая улица… Упустили, думал полковник. Опоздали. Обделались… Кукольные фигурки, среди которых различались и омоновцы, и местные бродяги, суетились в зоне пожара, стараясь его локализовать. Обливали водой стены соседних домов, не давая пламени перекинуться. Рубили деревья и кусты вдоль узеньких улиц, надеясь, что улицы станут преградой. Однако дул ветер, а пожар шел верхом. И вообще, без умелого руководства, действуя разрозненными группами, люди были обречены на неудачу. Пожарные машины пока не прибыли, вертолеты где-то застряли, между тем, полоса возгорания неумолимо расползалась, двигаясь к лесу… Ну и фиг с ними, думал полковник. Владимиру Алексеевичу меньше сносить придется…

Лейтенант Тульская стояла рядом. Она помалкивала, отлично понимая состояние мужчины. Идеально вышколенная женщина. Говорила, когда можно, и только то, что нужно. Милицейская форма подчеркивала ее, так сказать, формы телесные. Незаурядные, надо признать, формы — тугие, рельефные, классически правильные. Не зря даже сейчас, в момент такого напряжения, проходящие мимо мужики бросали в ее сторону недвусмысленные взгляды.

Полковник Лебедев дорожил этой женщиной. Как дорожат очень красивой, очень удобной вещью, которая вдобавок столь недорога в эксплуатации. Он сам ее создал, самолично, под себя. Да, она была замужем, так ведь и полковник, хо-хо, не холостяк. Познакомились в круизе по Средиземному морю. Она тогда сопровождала мужа, которому дали отпуск. Муж ее, помнится, был еще хорош, весь из себя, бравый военный вертолетчик. Тульская его любила, это очевидно. Служил он тогда в Таджикистане и на своем жутком «крокодиле»[28]наводил ужас на караваны наркоторговцев. А вскоре после отпуска майор Тульский совершенно неожиданно для себя узнал, что его переводят на Северо-запад России (у полковника Лебедева были отличные связи в Главном штабе). Впрочем, капитан радовался недолго — не прошло и месяца, как он попал в автомобильную аварию. (Кто конкретно это устроил, полковник не интересовался, важна была только цена вопроса: полторы штуки баксов). Летчик, к сожалению, не погиб, а стал калекой, прикованным к креслу. И жена его почему-то не бросила, как рассчитывал полковник… Но ничего. Он помог женщине встать на ноги, устроив на специальные офицерские курсы (в чем «специальность» этих курсов — отдельная тема). В Таджикистане она была прапорщиком-связистом, здесь через год стала младшим лейтенантом, а еще через несколько месяцев — просто лейтенантом. Высокий покровитель устроил ее на службу в одну из тех структур, расположившихся между ФСБ и милицией, о которых мало пишут и еще меньше знают… и даже платные консультанты, помогающие в создании фильмов и книг, избегают их упоминать или, тем паче, раскрывать структуры должностей. Можно лишь сказать, что работала она почти по прежней специальности — связисткой, техническим сотрудником. И покровителю ее была в том большая польза — очередной свой человек у коллег…

Жила она с мужем в военном городке в Горелово, каждый день мотаясь по автобусам и электричкам, а главной ее мечтой было обзавестись собственным жильем в городе. Главку изредка подбрасывали квартиры для сотрудников, и лейтенант Тульская, став вещью полковника Лебедева, не без оснований рассчитывала получить вскорости ордер. Он был, как-никак «Зам Зама» — свой человек в генеральских кабинетах… и не только в генеральских. Она, кстати, недолго думала над откровенным предложением высокопоставленного мента: во-первых, женская природа брала свое, а полковник был видным кавалером, если свыкнуться с его злостью и грубостью, во-вторых, это было просто выгодно. А муж… у него после такого падения быстро поехала крыша. Он стал несносен, и любить его теперь можно было разве что за прошлые заслуги…

Лебедев передал Тульской бинокль:

— Взгляни. Что скажешь?

Несколько минут она рассматривала садоводства.

— Помнишь, мы по Босфору шли и точно так же смотрели на Стамбул? — спросила она, чтобы сделать любовнику приятное. (Именно тогда они и познакомились.)

— Что, похоже?

— На Галату и Пера[29]похоже. Если убрать оттуда все мечети…

— Если у них убрать мечети, Настенька, они пол-Европы уберут.

— В Стамбуле люди живут так, как будто это последний день и они боятся не успеть. А здесь — как будто последний день уже давно прошел.

— Любопытно… — пробормотал полковник. — Сербы говорят: «Это конец. Идем дальше»… Вот выпрут меня из органов — куда идти… к кому? Базаров ведь не возьмет…

— Не нравится мне твое настроение, Петруша, — вздохнула Тульская. — Хочешь, минут на пять запремся в твоей палатке?

— За пять минут не успеем.

— А я все сама сделаю. Ты только штаны приспустишь.

Она смотрела распутным взглядом и загадочно улыбалась. Улыбкой гулящей Джоконды.

— Интересно, ты меня бросишь в тот же день, когда меня уволят, или раньше, еще когда приказ будет готовиться?

— Я тебя брошу, когда ты сам этого захочешь.

— Врешь ведь. Но приятно. Я тебе за это посоветую на ближайших выборах не голосовать за избирательный блок «Прямой путь», возглавляемый Владимиром Алексеевичем Ленским. Похоже, скоро у них не будет перспектив… как и у меня…

— Петр Андреевич, вы сегодня просто мало спали. Да еще в одиночестве.

— Я мало спал и совсем не ел мяса. И еще я думаю: кому ты докладываешь о наших разговорах, Настенька?

Он отдала бинокль двумя пальчиками и сказала, чеканя слова:

— Это паранойя, товарищ полковник.

— Это шутка, — сказал полковник Лебедев без улыбки. — Кому кроме тебя я интересен, старый обосравшийся пес…

— …Не сходится, — бурлила Марина. — Вот ты говоришь, что убийства тебя заставляли совершать под гипнозом — вывозили из больницы и вперед. То есть в период с апреля по август… даже по июнь. В апреле убили Машу, тебя засунули в психушку и стали усиленно делать психом, так? Маньяка из тебя лепили где-то до июня-июля, потом просто поддерживали в нужной кондиции. Но на самом деле все убийства — в реальности, а не в твоих снах, — происходили ДО ТОГО, как тебя заперли в психушке! В октябре-ноябре прошлого года они происходили! Раньше, чем погибла твоя ученица… которую, по твоим словам, убил сын вице-губернатора.

— По моим словам? Ее и вправду убил Ромка…

— Ну не по моим же.

— И что все это означает? — тупо спросил учитель.

— А то, что убийства не спектакль. Они не «обставлены» специально для того, чтобы скомпрометировать актера, то бишь тебя. Они настоящие. И происходили в прошлом. Вероятно, без твоего участия… или все-таки — с твоим? Ты помнишь, что делал в октябре-ноябре?