Тур вздохнул.

Он посмотрел на человека в форме, стоявшего впереди спиной к нему. Он был в наушниках, из которых доносилась музыка. Провод вел к руке, державшей телефон с маленькой фирменной наклейкой магазина Тура на задней панели. Тур передвинулся и встал так, чтобы разглядеть человека сбоку. Он узнал его. Разве это не тот парень, что хотел купить батарейки для своего музейного экспоната? Для плеера. Тур из любопытства порыскал в Сети и выяснил, что такие плееры перестали производить в 2000 году, когда на рынке появился проигрыватель дисков МР3. Тур подобрался к нему так близко, что мог слышать музыку в наушниках, несмотря на стук стальных колес вагона, но, когда вагон со скрипом повернул, звук пропал.

Кажется, пел одинокий женский голос. Но мелодию он уже слышал раньше: «That you’ve always been her lover»[32]. Леонард Коэн.

Симон непонимающе смотрел на иконку звукового файла. Прослушивание записи заняло всего несколько секунд. Он вновь нажал на «воспроизведение».

Никаких сомнений: голос принадлежал тому человеку, о котором он подумал и в первый раз. Но он не понял, что это было.

– Что это? Номер лотерейного билета?

Симон обернулся. Сиссель Тоу начала утренний обход с освобождения мусорных корзин.

– Что-то вроде, – ответил Симон и нажал «стоп», а Сиссель в это время вынула корзину из-под его стола и опрокинула ее содержимое в большое ведро.

– Бросаешь деньги на ветер, Симон. Лотереи – для везучих.

– А ты думаешь, что мы невезучие? – спросил Симон, не отводя глаз от монитора.

– Посмотри только, что мы принесли на землю, – сказала она.

Симон откинулся на спинку стула и протер глаза.

– Сиссель…

– Да?

– Убита молодая женщина, и сейчас выясняется, что она была беременна. И я думаю, что тот, кто хотел убить ее, боялся не ее, а ребенка.

– Вот как?

Тишина.

– У тебя был вопрос, Симон?

Симон положил голову на подголовник.

– Если бы ты знала, что вынашиваешь ребенка Сатаны, ты бы его выносила, Сиссель?

– Об этом мы уже говорили, Симон.

– Я знаю, но что ты ответила?

Она с упреком посмотрела на него:

– Я ответила, что, к сожалению, природа не оставляет несчастной матери выбора, Симон. И отцу тоже.

– Мне казалось, господин Тоу сразу же испарился?

– Я говорю о тебе, Симон.

Симон снова закрыл глаза и медленно кивнул.

– Значит, мы рабы любви. А кого нам выпадет любить – это лотерея. Правильно?

– Жестоко, но такова жизнь, – ответила Сиссель.

– А боги смеются, – сказал Симон.

– Наверняка, но пока кто-то должен убирать весь этот свинарник здесь, внизу.

Симон услышал ее удаляющиеся шаги. Потом он переслал звуковой файл с компьютера на мобильный телефон, взял его с собой в туалет, зашел в одну из кабинок и снова проиграл запись.

После второго прослушивания он понял, что означали цифры.

Симон и Кари шли в солнечных лучах по слишком большой, слишком открытой и слишком по-летнему тихой Ратушной площади.

– Мы воспользовались описанием Фиделя Лаэ и нашли взятый напрокат автомобиль, – сказала Кари. – Его вернули, но, к счастью, еще не успели помыть. Криминалисты обнаружили следы грязи, которая соответствует почве с ведущей на псарню дороги. А я-то думала, что грязь – это всего лишь грязь.

– Все представляет собой уникальную смесь минералов, – сказал Симон. – На какое имя взяли машину?

– Сильвестр Трондсен.

– Кто это?

– Тридцать три года, получает пособие, не работает. Адреса в Регистре населения нет. Отсидел два срока за насилие. Наши агенты связывают его с Нестором.

– Хорошо. – Симон остановился перед дверью между двумя магазинами одежды. Дверь была высокой и широкой и свидетельствовала о солидности и серьезности. Он нажал на одну из кнопок с номером офиса на четвертом этаже. – Что-то еще?

– Один из постояльцев «Илы» сказал одному агенту, что новый жилец триста двадцать третьей комнаты и начальница симпатизируют друг другу.

– Марта Лиан?

– Их на днях видели отъезжающими на одной машине от пансиона.

– «Недвижимость Иверсенов», – раздалось из дырочек на медной пластине над номерами офисов.

– Я хочу, чтобы ты подождала в приемной, пока я буду разговаривать с Иверсеном, – сказал Симон, когда они вошли в лифт.

– Зачем?

– Потому что я собираюсь немного нарушить правила и мне бы не хотелось втягивать в это тебя.

– Но…

– Прости, но это, видишь ли, такой приказ.

Кари закатила глаза, но ничего не сказала.

– Ивер, – произнес молодой человек, встретивший их в приемной. Он крепко пожал руку сначала Симону, а потом Кари. – Мой отец вас ждет.

Что-то в лице молодого человека говорило Симону, что тот привык улыбаться и смеяться, что он не часто испытывал те боль и горе, которые читались в выражении его глаз под красиво взбитой челкой. Наверное, именно поэтому он казался таким потерянным и сбитым с толку.

– Сюда.

Видимо, отец рассказал ему о визите полиции и он, как и отец, предполагал, что речь пойдет о расследовании убийства его матери.

Окна кабинета выходили на Западный вокзал и фьорд. Рядом с дверью стояла стеклянная витрина с искусно сделанной моделью небоскреба в форме бутылки кока-колы.

Отец казался состарившейся копией сына: та же солидная челка, гладкая здоровая кожа, приглушенный солнечный взгляд. Высокий, прямой, с волевым подбородком и прямым взглядом, дружелюбным, но все же бросающим по-мальчишески игривый вызов. В этих мужчинах присутствовала самоуверенность и солидность жителей западной части Осло, как будто их всех отливали по одной форме: участники Сопротивления, арктические герои, экипаж Кон-Тики, начальники полиции.

Ивер-старший предложил Симону присесть и сам опустился за письменный стол, расположенный под старой черно-белой фотографией жилого дома. Фотография, без сомнения, была сделана в конце XIX века, вот только Симон в спешке не мог определить, где именно.

Симон подождал, пока сын выйдет из кабинета, и перешел прямо к делу: