– Как вы могли, Хелен, моя царица?! Как вы могли предлагать трон этой… этой… собаке! Вспомните о нашей договоренности, Хелен! Вы ее подписали! Вы обещали мне!

– Помню, помню, – отмахнулась Аленка от посла. И от обещания своего не отказываюсь. Нешто ты не понимаешь, Готфрид, захотелось мне поиграть с энтою дурочкой. Знаешь, как кошка с мышкой играет? Придушит, потом отпустит, чтоб мышке казалось, что она на свободе, а потом опять – цап! Так и я: дала ей волю всесильной себя почуять. Ох, и наговорила она мне тут страстей! А того и не понимает, дурочка, что это я ею в тот момент управляла!

– Нет! – закричала я. Ты не можешь управлять мною! Ты просто сказочный персонаж!

Как там у Кэрролла кричала Алиса? «Вы же всего-навсего колода карт!»?

Только почему я едва держалась на ногах?

Почему я упала от легкой пощечины, которую влепил мне этот мерзавец Щелкунчик?

И откуда во мне это постыдное чувство, что я мышь, готовая отправиться в пасть коту?

Мышь ли я дрожащая или право, имею?!

– Готфрид, кажись, ты ее насмерть зашиб. Узурпаторша озабоченно, посмотрела в мою сторону.

– Ничего. Невелика потеря для нашего с вами царства.

– Это точно! – хихикнула Аленка.

Нет, все-таки лицо у нее глупое. И пошлое. В жизни не встречала лиц глупее и пошлее. Зато в сказке встретила.

Щелкунчик меж тем щелкал не хуже курского соловья:

– Моя царица… Мой перл… Мой идеал…

– Нишкни, – изрек перл и идеал, и Готфрид перешел на деловой тон:

– Я подслушивал за дверью и, признаться, даже стал опасаться за успех нашего общего дела.

– Зря, – как-то равнодушно бросила Аленка.

– Я приготовил еще некоторые документы вам на подпись, ваше величество… Он зашуршал бумагами.

– Вот, извольте. Постановление о создании временного правительства… Учреждение должности главы временного правительства…

– Хм. Небось сам на эту должность и нацелился, урюк сморщенный?

– С вашего позволения, государыня…

– Ладно, дозволяю. Только я никак в толк не возьму: на что нам какое-то временное правительство, ежели я есть главная правительница всему Тридевятому царству?

– Так ведь вы отречетесь от престола, ваше величество!

– С какой это стати?

– Неужели вы забыли? Мы ведь обсуждали с вами этот пункт плана. Как вы помните, я пользуюсь полным доверием у главарей кутежанского подполья и партизанской начальницы Марьи Моревны. Они считают, что я полностью предан их делу освобождения Тридевятого царства от… вашего величества. Зачем же их разочаровывать? В один прекрасный день, да хоть завтра, вы объявите народу, что в связи с безвременной кончиной вашего почтенного супруга Брахмы Кумариса вы отрекаетесь от престола, удаляетесь в дальний монастырь и все бразды правления передаете временному правительству и его главе, то есть мне. Народ ликует!

– Так уж и ликует, – мрачно хмыкнула Аленка.

– Непременно, И всех ликующих мои люди обязательно возьмут на заметку. Далее. Подпольщики, партизаны и прочие народные мстители, узнав о том, что власть перешла ко мне, их как бы ставленнику, понимают, что им не нужно устраивать никаких революций и свержений тиранов. Они тоже ликуют, теряют бдительность и смело объявляются в Кутеже, полагая, что им больше не грозит никакая опасность. И вот здесь…

– Ты их – на плаху! – воодушевленно воскликнула узурпаторша.

– Нет, ваше величество– Это – неполитический ход.

– Да? А какой же ход тогда политический? Совсем ты меня запутал, Готфрид. Покойный Брахма на своем самскрипе и то понятнее изъяснялся, чем ты, родимый…

– Умоляю слушать, ваше величество. Итак, вы отреклись и исчезли из поля зрения кутежан. Временное правительство издает мудрые указы и показухи ради вершит пару-тройку, не больше, добрых дел. Но в стране разруха. Голод. Разгромлены пасеки, винокурни и пивоваренные заводы. Экономика в глубоком кризисе, а тут еще со стороны Великой Братании и Фигляндии исходит непрекращающаяся угроза захватнического вторжения в Тридевятое царство. Народ в растерянности и ужасе. Кого обвинит народ в тех напастях, которые постигли его страну?

– Меня, – неуверенно ответила Аленка.

– Вас? Но вы были подчинены воле вашего чужеземного супруга и его приспешников. Вы просто женщина, слабая, безвольная и к тому же находящаяся, в деликатном положении. И, кроме того, вы ведь отреклись от престола.

– Отреклась.

– А голод и разруха продолжаются.

– Продолжаются…

– И кто же в этом виноват?

– Не я.

– Правильно! Временное правительство тоже нельзя обвинить – оно делает все, чтоб спасти страну. Значит, виноват… народ.

– Точно!

– Но народ сам себя никогда не обвинит. Он обязательно будет искать крайнего. У вас в Тридевятом царстве, кажется, даже есть такая игра: «Кто крайний?» Так вот. Мои люди создадут в народе такое настроение, что врагами, разрушителями, погубителями и предателями будут считать всех этих революционеров-подпольщиков, партизан и народных мстителей. Кто жег запасы ячменя и солода? Подпольщики! Кто подбрасывал отравленные или взрывоопасные пряники в местах большого скопления народа? Мстители!! Кто пускал под откос обозы со свежесобранным медом с народных пасек и лишал страну ее сладкого запаса? Партизаны!'!

– Народ в это не поверит.

– Народ в это поверит! И с большим удовольствием, моя царица! Тем более что моим людям не составит труда состряпать несколько зримых и ощутимых доказательств… И народные массы сами схватят и поволокут на плаху, на дыбу, на кол всех ваших сегодняшних врагов. И ничего не останется ни от Марьи Моревны с ее партизанами, ни от народных мстителей. О них даже песен не сложат! И тогда…

– Тогда? – напряглась Аленка.

– В момент торжества народной воли, в момент, когда свершатся уже все казни, появитесь вы. Вы встанете на возвышении перед беснующейся толпой: в белом платье, в белой короне с белоснежной фатой, с букетом белых лилий в руках, словно спустившийся с небес ангел… Это мы прорепетируем, платье вам сошьет лучший кутюрье из Помиранции – они в швейном деле мастера. Ваше появление произведет на народ неизгладимое впечатление. Тут я вам подыграю, скажу прочувствованную речь о том, как вы на самом деле пеклись о народном благе, как страдали за Тридевятое царство всей душой…

– И они поверят?

– Еще как, ваше величество! Проглотят наш пирог и спасибо скажут.

– Насчет пирога я не совсем поняла…

– Это иносказание. Главное, что они падут вам в ноги и слезно попросят вас опять взойти на престол.

– Так уж и попросят…

– Попросят. В конце концов, мы их заставим попросить… И вы – вновь царица.