— Что такое, эру Шот?

Лорд Арамери тяжело дышал, но в остальном говорил как обычно: вежливо, негромко и с теплотой. Я же про себя гадала, сумею ли совладать с позывом на рвоту.

— Датэ, — повторила я. — И пропавшие богорожденные. Она… она же могла рассказать нам…

Увы, теперь Серимн умолкла навеки.

— Даже если ей и было что-то известно, она ни за что бы не заговорила, — сказал Теврил.

Он взошел по ступеням и снова опустился на трон. Слуга оставил клещи за занавесом и, торопливо вернувшись, подал ему влажное полотенце. Лорд тщательно протер каждый палец.

— Однако я более склонен предположить, что они с Датэ уговорились разделиться, чтобы защитить друг друга. Серимн, в конце концов, чистокровная Арамери. Она должна была предвидеть допрос с пристрастием в случае поимки.

Допрос с пристрастием… Так, значит, на языке высокорожденных называлось то, чему я только что стала свидетельницей.

— И, к сожалению, дело это уже не в моей власти.

Теврил сделал едва заметный жест, и главные двери зала распахнулись. Вошел другой слуга. Он нес нечто, мгновенно привлекшее мой взгляд, ибо оно сияло так же ярко, как и все остальное в этом насыщенном магией месте. Только, в отличие от пола и стен, предмет в руках у слуги испускал веселый розовый свет. Это был небольшой резиновый мячик — ребенку впору играть.

Теврил взял его у слуги и проговорил:

— Моя кузина забыла не только о том, что Блистательный Итемпас более не царствует над богами. Она забыла еще и о том, что Арамери теперь повинуются нескольким хозяевам, а не одному, как в прежние времена. Мир меняется; нам приходится меняться вместе с ним — либо погибнуть. Быть может, прослышав об участи Серимн, многие мои чистокровные кузены освежат свою память…

Он разжал пальцы, и розовый мячик выпал из руки. Отскочил от пола у трона. Лорд поймал его в воздухе. И еще дважды уронил на пол.

Перед ним возник мальчик. Я ахнула, тотчас узнав его. Это был Сиэй, бог-дитя, тот, что когда-то порывался запинать Солнышко до смерти. Сиэй Плутишка, пребывавший некогда в рабстве у Арамери.

— Что еще? — спросил он раздраженно.

Мельком оглянулся на меня, услышав, как я ахнула, и отвернулся, не переменившись в лице. Я стала молиться сразу всем богам, чтобы он меня не узнал. Хотя надежды на это не было почти никакой, ведь рядом со мной стоял Солнышко.

Теврил почтительно наклонил голову.

— Вот одна из убийц твоих родичей, лорд Сиэй, — сказал он, указывая на Серимн.

Сиэй обернулся к ней, поднимая брови:

— А я ее помню! Декарте она была троюродной племянницей или что-то вроде того. Съехала много лет назад… — И на его лице возникла кривая улыбка, плохо соответствовавшая детским чертам. — Ух ты, Теврил! Язык?!

Теврил отдал розовый мячик слуге. Тот с поклоном взял его и унес.

— Кое-кто в семье полагает, будто я… слишком мягок. — Он пожал плечами. — Мне показалось, наглядный пример не повредит.

— Вижу. — Сиэй вприпрыжку одолел два шага и остановился перед Серимн, впрочем, я заметила, как брезгливо он обошел кровь, темным пятном растекшуюся на полу. — То, что ее поймали, уже хорошо, но я как-то не думаю, чтобы Наха вернул солнце, пока вы не отловите демона. Как у вас с этим?

— Пока он не пойман, — сказал Теврил. — Мы ищем его.

Серимн издала звук, от которого у меня на коже встали дыбом мелкие волоски. Я ощутила ее внимание и увидела, как она с усилием подалась в мою сторону и снова издала этот звук. Слов, которые она старалась произнести, разобрать было невозможно, я даже не была уверена, что она вправду пыталась заговорить, но я все равно поняла: она хотела указать Сиэю на меня. «Вот демон!» — сказала бы она, если бы могла.

Но Теврил уже позаботился, чтобы она никому не выдала моей тайны. Даже богам.

Сиэй вздохнул, наблюдая за попытками Серимн.

— Не знаю и знать не хочу, что ты там силишься вякнуть, — сказал он.

Серимн притихла, глядя на него с каким-то новым и очень мрачным предчувствием. А Сиэй продолжал:

— И мой отец не пожелает этого знать. Я бы на твоем месте только молился, чтобы на него не напало… творческое настроение!

И он махнул рукой. Этак лениво, небрежно… Возможно, только я увидела поток могущественной энергии, черным пламенем вырвавшейся из этой руки. Она свернулась в воздухе, точно змея, потом устремилась вперед и поглотила Серимн… Когда она исчезла, Серимн нигде больше не было видно.

Потом Сиэй повернулся к нам с Солнышком.

— Так ты еще с ним! — сказал он мне.

Я как-то очень остро почувствовала свою руку, сжимавшую ладонь Солнышка.

— Да, — ответила я и подняла подбородок. — Теперь я знаю, кто он такой.

— В самом деле? — Взгляд Сиэя метнулся к Солнышку. Задержался. — Знаешь, как-то я сомневаюсь в этом, смертная девочка. Даже его дети толком не знают больше, кто он такой.

— Я сказала, что теперь знаю его, — проговорила я с некоторым раздражением.

Я никогда не терпела покровительственного отношения, от кого бы оно ни исходило, а уж за прошедшие несколько недель я навидалась и натерпелась такого, что капризы богорожденного смутить меня уже не могли.

— Я не знаю, каков он был раньше. Той личности больше нет; он прежний умер в день, когда убил Энефу. Это все, что осталось!

И я дернула головой в сторону Солнышка. Его ладонь обмякла в моей, — вероятно, он ничего подобного не ожидал.

— Верно тебе скажу, осталось не много. Иногда я сама готова его до потери сознания запинать. Но чем больше я его узнаю, тем больше убеждаюсь: он не настолько безнадежен, как всем вам, по-моему, кажется!

Какое-то мгновение Сиэй молча смотрел на меня… Впрочем, он быстро оправился.

— Ничего ты об этом не знаешь! — Мальчик-бог сжал кулачки: вот сейчас ногами затопает. — Он мою маму убил! Мы все в тот день умерли! И это он нас убил! Нам что, об этом забыть?

— Нет, — сказала я.

Я ничего не могла поделать с собой: мне было жаль его. Я ведь знала, каково это — пережить потерю родителя, противоречащую здравому смыслу.

— Конечно, вы не можете забыть. Но… — тут я подняла руку Солнышка, — …посмотри же на него! По-твоему, он провел столетия в самодовольном злорадстве?

Сиэй надул губы:

— Он сожалеет о сделанном? Теперь, когда мы освободились из рабства, а он за свои преступления оказался заточен в смертное тело? Ах, какое раскаяние!

— Откуда тебе знать, что он не раскаивался прежде?

— А оттуда, что он не освободил нас! — Сиэй ударил себя кулаком в грудь. — Он бросил нас здесь и предоставил людям поступать с нами, как им заблагорассудится! Он пытался заставить нас полюбить его снова!