От моего дикого крика, Ярослав вжался в кресло, а из меня словно стержень вынули. Проорался, сбросил пар… Отодвинулся от бледного мальчишки, окинул его взглядом и, потерев ладонями лицо, до красноты, до боли, тяжело вздохнул.

— Сколько я вас, уродов видел… — проговорил я тихо. — Интересно, а тетку Елену ты сознательно до полусмерти запугал?

Глаза отошедшего от моего ора парня зло сверкнули. О да, сознательно. Сестрицы мои там так же на Гдовицкого глядели, когда тот их отчитывал за очередной мой залет в медбокс. Я потом записи смотрел, так что таких вот жгуче-злых презрительных взглядов навидался по самое "не хочу". Жалко тетушку. Дать этому волю, он же ее затравит. Как меня когда-то затравили такие же… любители права силы.

— И зачем? Что она тебе сделала?

— Не по куску рот раззявила, — буркнул Ярослав. — В Завидичи намылилась.

И вот из-за этого? Только поэтому он довел хорошую женщину до дрожи?! Что ж, там я сделать ничего не успел, ну так здесь исправлюсь. Пусть уж лучше тетушка Елена слезу по этому монстру пустит, чем он ей жизнь сломает. Не имею права? И что? Сказано же: "И какой мерой Вы меряете, такой же и вам отмеряно будет". Вот, пусть и не обижается.

Очевидно, что-то такое проскользнуло в моем взгляде, потому что Ярослав вдруг забился в путах… и неожиданно прыгнул на меня, целя маленьким ножом в горло. Сбить руку, уйти вниз и… кулак вошел точно под плавающее ребро, опрокидывая противника на пол. Вот ведь, и как я пропустил эту железку?!

Отбросив в сторону мыском ботинка дешевый перочинный ножик из дрянного железа, я вздернул хрипящего Ярослава за шкирку и, "пробежав" по его телу Воздухом, скривился. Не жилец. Селезенку я ему точно порвал. Что ж, счастлив твой бог, Ярик-гнида, хоть и с болью да без долгого ожидания на тот свет уйдешь.

Я хотел было заняться ритуалом сожжения, но… передумал и, глянув на тяжело дышащего шпиона, кивнул сам себе. Подхватив Ярослава, потащил его в кают-компанию и, без всякой бережности бросив тело на стол, расстегнул рубаху. Приложил руки к груди и, сосредоточившись активировал рунные цепи. Глаза шпиона распахнулись, изо рта вырвался хрип, на крик его сил не хватило. Больно, да… когда неподходящие рунные цепи выжигают Эфиром в теле, это адски больно.

* * *

Охрана оружейного склада Долгих всполошилась, когда из темноты вдруг на малой высоте выплыл дирижабль. Вроде бы обычный каботажник, но… в зоне закрытой для любых полетов не появлялись даже корабли Воздушного Флота Русской конфедерации. Во избежание случайностей.

Старшина успел подать сигнал тревоги и увести людей в капонир к орудиям. Вовремя. Едва захлопнулась тяжелая дверь, в здание первого склада, забитого под завязку патронами и снарядами, влетело черное веретено. Ночь вдруг превратилась в яркий день! Треск рвущихся патронов начало перекрывать гулкое баханье зарядов. Грохот нарастал… к нему присоединилось громкое стаккато двух автоматических пушек, бьющих по дирижаблю прямой наводкой. Со стороны атакующего, без единой вспышки! прилетело еще шесть темных веретен, устроивших на территории складов настоящий огненный ад. Глаза укрывшихся в капонире охранников полезли на лоб, когда дирижабль клюнул носом и направился к земле. Обшивка странного каботажника пылала, освещая алыми отблесками зияющие пробоины в гондоле, а мостик щерился проломом аккурат в обзоре, за которым было ясно видно бушующее пламя. Пушки, словно в истерике, забили чаще, на износ, на расплав ствола!

Щурясь от жара, проникающего даже в защищенный рунами капонир, старшина охраны еще успел заметить, как тень падающего дирижабля, стонущего всеми бимсами и шпангоутами так, что этот звук, кажется, перекрыл грохот разрывов, накрыла склады и, в огненном облаке каботажник рухнул вниз. Чудовищный взрыв сотряс землю, раскидав по полу капонира спасшихся охранников, и огненная метель с ревом рванула в небо, поглотив склады и дирижабль.

Похороны получились скромными и мокрыми. С самого утра небо заволокло тучами. Водяная взвесь повисла в воздухе, и шквалистые порывы ветра то и дело хлестали дождевыми зарядами по обелискам старого кладбища. Людей на церемонии было немного. Мой бывший опекун с печальной тётушкой Еленой и дочерью, сопровождаемой капитаном "Феникса", стоящий за их спинами Ветров, Алёна со старшим братом чуть в стороне, а между Трефиловыми и Завидичами расположился лейтенант Брин и сёстры Осинины. Светлана с Ириной хлюпали носами, Хельга внимательно слушала что-то бормочущего церковника, а Алёна, бледная, осунувшаяся смотрела невидящим взглядом прямо перед собой, не реагируя ни на что.

А вот это… интересно. На гравийной дорожке невдалеке от "моей" могилы остановился неприметный серый мобиль с шильдиком "Моран". И если бы не качественный бинокль, чёрта с два я рассмотрел бы в его салоне Андрея и Елену Долгих. Сестра осталась в машине, а вот сам Долгих вылез наружу и, вооружившись поданным водителем небольшим венком, решительно зашагал к могиле. Мобиль чуть слышно фыркнул и, покатил прочь, обгоняя немногочисленных пешеходов.

Жаль я слишком далеко от места, не слышу, что именно Андрей говорит Завидичам. С другой стороны, на такую удачу я не рассчитывал…

Дождавшись, пока церемония закончится и вся процессия двинется прочь от могилы, я старательно поправил дождевик и, двинулся следом, держась на расстоянии, но стараясь не выпускать из виду отделившегося от общей толпы и уверенно шагавшего к выходу Долгих.

Искушение было очень велико и я не устоял. Андрей уже был у ожидавшего его перед въездом на кладбище мобиля и протянул руку к дверной ручке, и тут, какая наглость, его толкнул проходивший мимо паренёк в бесформенном дождевике и натянутом на глаза капюшоне. Долгих поморщился от неожиданно сильного и болезненного удара, пришедшегося точно по затылку, но обматерить наглеца не успел. Людская волна уже унесла его куда-то в сторону.

Я проводил взглядом уезжающий мобиль и еле задавил скривившую губы злорадную улыбку. Четверть часа. Ровно столько есть у бывшего кавалергарда, до обширного кровоизлияния в мозг. Правильно говорил там наш тренер: нет такой техники, которую нельзя было бы повторить с помощью рун. Добро пожаловать на собственные похороны, Андрей.

* * *

— Твой вывод, Никанор? — Игорь Стоянович Гюрятинич повернулся к младшему сыну, мазнув взглядом по сидящему рядом хмурому Завидичу и его заплаканной дочери, жмущейся к жениху, словно в поиске защиты.

— Вывод… У меня две версии, — молодой генерал с явным недовольством перевёл взгляд с недоеденного десерта на отца и, фыркнув, бросил ложечку на тарелку. — Первая: юный Кирилл слишком поторопился и был наказан за непредусмотрительность. Вторая – самоубийство, но… это вряд ли.

— То есть? — не понял глава семьи.

— Влюблённый может покончить с жизнью только в трёх случаях, — с видом знатока принялся отвечать Никанор. Впрочем, уж кто-кто, а он и был знатоком. И даже тот факт, что погиб его знакомец, пусть и знали они друг друга совсем недолго, никак не повлиял на замашки полицмейстера. Всё та же самоуверенность и самодовольство с полным презрением к умственным способностям окружающих. — Итак. Случай первый. Несчастного отвергли. Первая любовь, знаете ли, самое жестокое чувство. Вскроет вены или бросится под поезд, как вариант. Первый, на мой взгляд, предпочтительнее. Аккуратнее и чище.