– Ладно, – сказал он, – но держись подальше от минных полей.

Федеральная комиссия по выборам запретила Ранди участвовать в дебатах. Но он ухитрился повернуть это к своей выгоде: организовал теневые дебаты в интернете, ведя себя так, словно находился в зале с другими кандидатами. СМИ с радостью включали его в свои отчеты. Едва начались дебаты в Чарлстоне, он вышел в сеть и осудил президента (избегая на этот раз бранных слов) за «криминализацию мирной демонстрации». Потребовал аннулировать ордер на арест Касс. И, до кучи, призвал президента подать в отставку.

Джуди Вудрафф из Си-эн-эн, которая вела дебаты, держала перед собой ноутбук.

– Сэр, – сказала она президенту, – всего несколько минут назад сенатор Джепперсон, которому не разрешено здесь присутствовать, обвинил вас в сознательной провокации во время мирной демонстрации в Вашингтоне. По утверждению ряда юристов, отнюдь не очевидно, что, сжигая карточку соцобеспечения, человек нарушает какие-либо федеральные законы. Приказывали ли вы лично полиции вмешаться в ход митинга?

Вид у президента был такой, словно он вот-вот сам выпалит грубое словцо.

– Джуди, я приехал в замечательный штат Южная Каролина обсуждать важные вопросы жизни страны, а не текущие полицейские операции. И этого плана, – проговорил он сквозь зубы, – я намерен держаться.

Все, кто смотрел дебаты, согласились, что президент вышел из положения не слишком ловко. Гидеон Пейн – кто бы мог подумать! – принялся критиковать действия властей во время демонстрации и потребовал личного вмешательства президента с тем, чтобы ордер на арест Кассандры Девайн был аннулирован. Президент на этот раз не удержался, назвал Касс «подрывным элементом» и даже намекнул, что она агент Северной Кореи. Последнее утверждение вызвало смех сидевшей в зале публики, которая, по правилам дебатов, вообще-то не должна выражать эмоций. В целом, как заметил потом один обозреватель, президент выглядел так, будто у него идет камень из почки. Он не остался после дебатов для обычных фальшивых дружелюбных жестов на публику и болтовни с родственниками оппонентов. Между тем Ранди, который давал свое онлайн-интервью из трейлера, стоявшего около здания, пробрался в фойе, где на него с восторгом накинулись репортеры.

Через три дня Гидеон Пейн выиграл первичные выборы в Южной Каролине. Ранди был вторым, Пичем третьим. Кое-кто объяснил хороший результат Ранди давним пристрастием этого штата к бунтовщикам.

Касс подстригла и покрасила волосы в парикмахерской, обмотала голову платком. Купила спальный мешок, сперла в супермаркете тележку продуктов и пополнила отряд бездомных, ночующих в парках и лесах. Через несколько дней Терри в условленном месте оставил ей деньги и полученный от Майка Спека, агента Ранди, наладонный компьютер марки «стелсберри» из тех, какими пользуются сыскные агентства (его местоположение трудно засечь). Теперь она могла связываться со своими сторонниками и некоторыми представителями прессы. Статус беглянки резко увеличил ее популярность.

Политический деятель – самый большой оппортунист на свете. Ранди, увидев, какие возможности открываются, немедленно вошел в игру. Осудил правительство за то, что оно заставило скрываться «женщину, которую я люблю». Касс, слушая это в прямом эфире, закатила глаза. Затем Ранди потребовал отставки «мелких тиранов из Белого дома», что сочли выпадом против Бакки Трамбла и Фрэнка Коуэна. Под конец сенатор гордо провозгласил, что был бы счастлив предоставить Касс любую помощь – «если она об этом попросит», добавил он, чтобы обезопасить себя юридически. Стукнув кулаком по трибуне, Ранди заявил: «Если президент Пичем захочет арестовать меня, я скажу ему на это… – тут все замерли, ожидая очередного ругательства, – …вы знаете, где меня найти!» Фраза вызвала бурные аплодисменты и широкие отклики. В штабе Джепперсона были очень рады, что можно наконец распрощаться с КХП.

Мелкие и крупные тираны из Белого дома оказались теперь если не в безвыходном, то в трудном положении. Ордер на арест Касс был выписан. Если его аннулировать, выглядеть это будет так, будто правительство уступает давлению общественности, причем уже во второй раз, если брать случаи, касающиеся Кассандры Девайн. Много полуночных часов было отдано размышлениям на эту тему на самом высоком правительственном уровне.

– Может быть, помиловать ее просто? – предложил Бакки.

– Как помиловать, если она не осуждена?! – взревел президент. Настроение у него было еще хуже обычного. Где бы он ни появлялся, у него спрашивали: «Когда вы наконец прекратите преследование несчастной молодой женщины?»

Фрэнка Коуэна, отца несчастной молодой женщины, тоже осаждала недружественная пресса.

– Я к этому не имею никакого отношения. – Он натужно улыбался. – Я пытаюсь помочь переизбраться поистине великому президенту.

Вопреки предостережениям Бакки он принял приглашение на «Встречу с прессой».

– Правда ли, что вы оказали на президента давление с тем, чтобы он принял меры против вашей дочери? – спросил Уоддоуз.

Фрэнк оцепенел. Не лучший вопрос, если ты метишь на пост министра финансов. Фрэнк попробовал было расчистить себе выход из ситуации калифорнийской улыбкой – но путь преграждала презрительная мина Глена Уоддоуза. У него были хорошие источники в Белом доме, и он ничего не спрашивал просто так.

– Э… конечно, нет, – промямлил Фрэнк. Стоит ли упомянуть, что он недавно получил премию «Приемный отец года»? – Я… она… Видите ли, моя Касс всегда была, хе-хе, независимой особой. Помню, девочкой она…

– Советовали вы или не советовали президенту взять ее под арест?

– Глен, президенту не нужны мои советы в таких вопросах. Я занимаюсь только финансами, и мне хотелось бы думать, что я неплохо ими занимаюсь.

Фрэнк чувствовал на себе холодные взгляды миллионов зрителей. Единственно верным ответом на вопрос Уоддоуза было бы: Нет, и еще раз нет, Глен, и назовите мне имя подонка, который подкинул вам эту мыслишку. Я вызову его на дуэль и застрелю как собаку.

Несколько дней спустя «Вашингтон пост» напечатала длинную и солидно подкрепленную фактами статью под заголовком «Тот еще папаша». В ней было много биографических подробностей, включая эпизоды с изъятием денег, отложенных на учебу Касс, и суммы, полученной под залог семейного дома. Касс распознала высказывания своей матери, хотя они были приведены без ссылки на источник.

– Хорошенького финансиста ты мне нашел, – сказал президент Трамблу после выхода статьи. – Больше ты про него ничего интересного не знаешь?

Честно говоря, знаю кое-что, мистер президент. У него имеется запись нашего разговора, когда я преступным образом предложил ему впутать его невинную дочь в дело о серийных убийствах. Если об этом станет известно – вот будет праздник на чьей-то улице!

Бакки не произнес этих слов, хотя они возникли у него в голове.

Гидеон был на коне. На обложке журнала «Ньюсуик» поместили его фотографию, где он сиял улыбкой, похожий на помолодевшего полковника Сандерса с рекламы курицы по-кентуккийски. Заголовок гласил: ЗАЩИЩАЯ ЖИЗНЬ, ДАЕТ ЖИЗНИ! Правда, внутри журнал скептически спрашивал: «Его веру в святость человеческой жизни разделяют многие, но готова ли страна к тому, чтобы ею руководил моралист старого образца, который, как некоторые считают, убил собственную мать?» Все это было очень волнующе, но Гидеон не мог думать ни о чем, кроме своей русской очаровашки. Он форменным образом потерял голову. Звонил ей десять, двенадцать раз на дню, просто чтобы услышать: «Дор-рогой мой Гидьон, я думаю о тебе и вся теку… А когда ты мне пр-ринесешь еще денег?»