Мне честное слово всё это нравится!

М. И. – У вас довольно прохладно (вынимает изо рта молоток)

П. М. – Что это?

М. И. – Молоток.

П. М. – Что вы сделали? Вы достали его изо рта!

М. И. – Он мне сегодня весь день мешал вот тут (показывает на горло)

П. М. —

Вы видите в моих глазах продолговатые лучи.

они струятся как бы косы

и целый сад шумит в моих ушах

и ветви трутся друг о друга.

и ветром движутся вершины

и ваши светлые глаза

как непонятные кувшины

мне снятся ночью. Боже мой!

М. И. —

К чему вы это говорите?

Мне непонятна ваша речь.

Вы просто надо мной смеётесь.

вы коршун я снигирь

вы на меня глядите слишком яростно

и слишком часто дышите

Ах не глядите так! Оставте!

Вы слышите?

П. М. —

〈1933〉

211

Объяснение в любви

Водевиль

Он: Тут никого нет. Посижу ка я тут.

Она: А, кажется, я одна. Никто меня не видит и не слышет.

Он: Вот хорошо, что я один. Я влюблён и хочу об этом подумать.

Она: Любит ли он меня? Мне так хочется, чтобы он сказал мне это. А он молчит, всё молчит.

Он: Как бы мне объясниться ей в любви. Я боюсь, что она испугается и я не смогу её больше видеть. Вот бы узнать, любит она меня или нет.

Она: Как я его люблю! Неужели он это не видит. А вдруг заметит и не захочет больше со мной встречаться.

〈1933〉

212

Пиеса

I ДЕЙСТВИЕ

Кока Брянский: Я сегодня женюсь.

Мать: Что?

Кока Бр.: Я сегодня женюсь.

Мать: Что?

Кока Бр.: Я говорю, что я сегодня женюсь.

Мать: Что ты говоришь?

Кока: Се-го-во-дня-же-нюсь!

Мать: же? что такое же?

Кока: Же-нить-ба!

Мать: ба? Как это ба?

Кока: Не ба, а же-нить-ба!

Мать: Как это не ба?

Кока: Ну так, не ба и всё тут!

Мать: Что?

Кока: Ну не ба. Понимаешь! Не ба!

Мать: Опять ты мне это ба. Я не знаю, зачем ба.

Кока: Тпфу ты! же да ба! Ну что такое же! Сама то ты не понимаешь, что сказать просто же – бессмыслено.

Мать: Что ты говоришь?

Кока: Же, говорю, бессмысленно!!!

Мать: Сле?

Кока: Да что это в конце концов! Как ты умудряешься это услыхать только кусок слова, да ещё самый нелепый: сле! Почему именно сле!

Мать: вот опять сле.

Кока Брянский душит мать.

Входит невеста Маруся.

〈апрель 1933〉

213

Четыре немца ели свинину и пили зелёное пиво. Немец по имяни Клаус подавился куском свинины и встал из-за стола. Тогда три других немца принялись свистеть в кулаки и громко издеваться над постродавшим. Но немец Клаус быстро проглотил кусок свинины, запил его зелёным пивом и был готов к ответу. Три других немца, поиздевавшись над горлом немца Клауса, перешли теперь к его ногам и стали кричать, что ноги у немца Клауса довольно кривые. Особенно один немец, по имяни Михель, смеялся над кривыми ногами немца Клауса. Тогда немец Клаус показал пальцем на немца Михеля и сказал, что он не видел второго человека, так глупо выговаривающего слова «кривые ноги». Немец Михель посмотрел на всех вопрошающим взглядом, а на немца Клауса посмотрел взглядом, вырожающим крайнюю неприязнь. Тут немец Клаус выпил немного зелёного пива с такими мыслями в своей голове: «вот между мной и немцем Михелем начинается ссора». Остальные два немца молча ели свинину. А немец Клауз, отпив немного пива, посмотрел на всех с видом, говорящим следующее: «Я знаю, что вы от меня хотите, но я для вас запертая шкатулка».

〈Июнь 1933〉

Д. Хармс. Портретные зарисовки в записной книжке. 1927

214

Гиммелькумов смотрел на девушку в противоположном окне. Но девушка в противоположном окне ни разу не посмотрела на Ниммелькумова. «Это она от застенчивости», – думал Гиммелькумов.

* * *

Гиммелькумов раскрасил себе лицо зелёной тушью и подошёл к окну. «Пусть думают все: какой он странный», – говорил сам себе Гиммелькумов.

* * *

Кончился табак и Гиммелькумову нечего было курить. Он сосал пустую трубку, но это ещё больше увеличивало пытку. Так прошло часа два. А потом табак появился.

* * *

Гиммелькумов таращил на девушку глаза и приказывал ей мысленно повернуть голову. Однако это не помогало. Тогда Гиммелькумов стал мысленно приказывать девушке не смотреть на него. Это тоже не помогло.

* * *

Гиммелькумов искал внутреннюю идею, чтобы на всю жизнь погрузиться в неё. Приятно быть в одном пункте как бы сумасшедшим. Всюду и во всём видит такой человек свой пункт. Всё на его мельницу. Всё имеет прямое отношение к любимому пункту.

* * *

Вдруг страшная жадность охватила Гиммелькумова. Но на что распростронялась эта жадность, было непонятно. Гиммелькумов повторял правила о переносе слов и долго размышлял о буквах с т в, которые не делятся. «Ныне, я очень жад – ный», – говорил сам себе Гиммелькумов. Его кусала блоха, он чесался и раскладывал в уме слово «естество», для переноса с одной на другую строчку.

〈Июнь 1933〉

215

Дорогой Никандр Андреевич,

получил твоё письмо и сразу понял, что оно от тебя. Сначала подумал, что оно вдруг не от тебя, но как только распечатал, сразу понял что от тебя, а то, было, подумал, что оно не от тебя. Я рад, что ты уже давно женился, потому что, когда человек женится на том, на ком он хотел жениться, то значит, он добился того, чего хотел. И вот я очень рад, что ты женился, потому что когда человек женится на том, на ком хотел, то значит, он добился того, чего хотел. Вчера я получил твоё письмо и сразу подумал, что это письмо от тебя, но потом подумал, что кажется, что не от тебя, но распечатал и вижу – точно от тебя. Очень хорошо сделал, что написал мне. Сначала не писал, а потом вдруг написал, хотя ещё раньше, до того как некоторое время не писал, – тоже писал. Я сразу, как получил твоё письмо,