— Нужно было перестрелять их, — недовольно заявляет Хайде. — Если у них есть хоть какие-то мозги, они вскоре пустятся за нами в погоню. Если тупой эскимос способен сделать пару лыж из того, что валяется вокруг, и сшить одежду из шкуры тюленя, то и люди из сталинского НКВД наверняка смогут! Давайте, я вернусь, ликвидирую их!

— Никуда ты не пойдешь, — решительно отвечает Старик. — Мы не убийцы!

— Черт, до чего же холодно, — жалуется Порта, колотя рукой об руку.

— Мы в Заполярье, — вяло улыбается Грегор.

Куда ни глянешь — повсюду снежная пустыня, не видно ничего живого. Вскоре веселое настроение, вызванное спасением из рук НКВД, начинает портиться.

Мы делаем привал в лощине. Сомнительно, что финский капитан сможет пережить эту дорогу домой. Ступни его начинают пахнуть тухлым мясом.

— Гангрена, — лаконично утверждает Старик.

— Нужна ампутация, — негромко говорит Легионер.

— Ты ее сделаешь? — недоверчиво спрашивает Старик.

— Par Allah, если через двое суток мы не вернемся к своим, он умрет, — мрачно предсказывает Легионер.

— Пустить ему пулю в затылок, — деловито предлагает Малыш. — Финской армии он уже ни к чему, а для нас — обуза. Что мы еще можем для него сделать?

— Заткнись, злобная тварь! — сердито рычит Старик.

Мы смотрим на капитана. Он лежит на деревянных санях, которые нам приходится везти по очереди. Лицо у него испуганное. Скорее всего, он слышал циничное предложение Малыша.

— Нужно доставить его обратно как можно скорее, — решительно говорит Старик. — У нас остались таблетки морфия?

— Ни одной не осталось, — отвечает санитар, ефрейтор Брандт.

В дрожащем свете мы начинаем подниматься на холм, но не успеваем дойти до середины, как Старик командует привал. Отделение совершенно измотано.

Мы сразу же погружаемся в глубокий сон. Он очень опасен, ведет прямо к смерти, в Заполярье многие заснули и не проснулись.

После более чем двенадцатичасового сна Старик поднимает нас снова.

— Заткнись ты, — стонет Порта. — Как я мечтаю о финской сауне и хорошенькой финке!

— У меня член совсем замерз, — кричит Малыш. — Понадобится не меньше двадцати толстух, чтобы его отогреть!

— Пошли, — сопит Грегор, подпрыгивая на месте, чтобы согреться. — Если надолго останемся здесь, то превратимся в ледышки!

После нескольких часов нечеловеческого труда мы подходим к краю утесов.

Старик ложится на живот и осматривает крутой склон, по которому нам нужно спускаться. Апатично опускает бинокль.

Далеко внизу бушует Белое море. Горы зеленой, пенистой воды с грохотом бьются об острые скалы.

— Когда спустимся к приливной полосе, — говорит Легионер, — идти останется немного, от силы сто километров.

— Только и всего, — язвительно смеется Порта. — Просто небольшая загородная прогулка для группы сердечников.

— Смейся, смейся, — уныло вздыхает Старик. — Могу предсказать, дорога будет нелегкой!

— Par Allah, у нас нет выбора. Нужно спуститься по этому склону, — говорит Легионер. — У меня такое ощущение, что русские идут за нами по пятам.

— Тогда нам конец, — устало решает Старик и закуривает трубку с серебряной крышечкой.

— C'est bordel, но я видел более усталых солдат, чем это отделение, — ворчит Легионер. — Мы еще способны сражаться!

Старик опускается на колени и оглядывает отделение, апатично разлегшееся на снегу.

— Слушайте меня, — кричит он. — Нам предстоит небольшая альпинистская экспедиция, придется спускаться на веревках. Когда спустимся, до наших позиций будет недалеко. Теперь, ребята, поплюйте на ладони и соберитесь с духом!

Мы подползаем к краю утеса и смотрим вниз. Верхняя часть его поверхности кажется не особенно трудной для спуска, однако ниже до самого моря идет гладкая вертикальная стена. Но посередине ее резкое углубление. Нам потребуется раскачаться, чтобы нырнуть в эту полость и найти опору для ног.

— Господи, спаси нас, — вздыхает Барселона с таким видом, словно хочет отказаться от этой попытки.

— Мы должны это сделать, — твердо решает Старик и достает бинокль из кармана, куда положил его, чтобы не замерзли линзы.

Он осматривает поверхность утеса сверху донизу. Потом протягивает бинокль Легионеру.

— По-моему, там, далеко внизу, есть небольшой сделанный человеком пролом. Если я прав, мы сможем туда добраться!

Легионер несколько секунд смотрит в указанном направлении.

— Tu as raison[115], но спуститься туда будет очень трудно, и если мы совершим хоть одну ошибку, то окажемся в Белом море!

— Будь у нас присоски на руках и ногах и еще одна на члене, мы все равно не смогли бы преодолеть ту выпуклость, — говорит Порта, отползая в страхе назад.

— Черт возьми, — бурчит Малыш, тоже отползая от края. — Громадные камни, много снега и льда и масса холодной зеленой воды! Более чем достаточно, чтобы утопить всех солдат на всей этой мировой войне, которые пошли сражаться и умирать!

— Приготовиться! — хрипло приказывает Старик. — Это будет самый трудный спуск в нашей жизни!

Грегор готовит веревки. Никто из нас, кроме него, не занимался в альпинистской школе. С самодовольным видом он объясняет нам, как спускаться по ним.

Пререкаясь, мы делим между собой боеприпасы и делаем из них противовесы к оружию.

Старика едва не хватает удар, когда Порта предлагает бросить два легких миномета и тяжелые ящики с минами.

— Если вернемся к Рождеству, — торжественно говорит Грегор, укрываясь за сугробом, — хочу в подарок лампу дневного освещения!

— Подарю, — обещает Порта. — Я знаю магазин, где они продаются и как туда залезть после закрытия!

Грегор встает на краю обветренного утеса, надевает через голову веревочную петлю и затягивает под мышками. Подается вперед, ветер удерживает его в равновесии, будто стена. Его потрескавшиеся губы растягиваются в оптимистической улыбке. Упираясь ногами в поверхность утеса, он начинает скользить вниз. У вертикальной стены останавливается и бросает взгляд вверх. Потом словно бы исчезает в бездне. Через несколько секунд появляется снова. Он сумел встать на опасную выпуклость, с которой нужно качнуться внутрь полости.

— Мы могли бы получить работу в цирке с этим номером, — говорит, содрогаясь, Порта.

— Мировые войны — сущее дерьмо, — бурчит Малыш. — Чего только ни приходится делать! Неудивительно, что против них протестуют во всех свободных странах!

— Барселона, твоя очередь! — кричит Старик.