Уэсли кивнул, по-прежнему не глядя мне в глаза.

Левой рукой я сдавил щеки Дикки, чтобы открыть ему рот. Пилу я держал в правой руке. Логически задача выглядела невыполнимой, с имеющимся в моем распоряжении инструментом, однако техническая сторона дела меня не волновала. Нужна хотя бы небольшая часть. Хотя бы кончик. Я подцепил скользкий язык и вытянул его изо рта, не обращая внимания на мычание Дикки. Теперь кончик торчал наружу – багровый, подернутый белым налетом. Я полоснул по нему пилой. Хлынула кровь. Дикки закричал. Мне пришлось придавить его голову к цементному полу, чтобы не дергался. Язык растягивался под зубьями пилы, как резиновый.

И вот я уже сжимал в пальцах маленький кусочек плоти.

Меня охватило отвращение. Последние силы ушли на то, чтобы удержаться и не вывернуть наизнанку желудок. Уэсли уставился на кончик языка расширенными глазами, словно получил откровение. До него дошло: если то, что сотворили с ним – реально, то реально и решение проблемы, и оно находилось прямо перед ним. Так происходило двести лет, и так будет сейчас.

После всех испытаний – после всех смертей, ужаса, крови, – он сделал простую и абсурдную вещь. Подвел черту. Моему сыну хватило мужества совершить бессмысленный поступок.

Он протянул руку и взял у меня тот самый кусочек плоти.

Засунул его в рот.

Прожевал.

И проглотил.

– Хорошо. Мой мальчик! – Я встал и подал сыну руку. – Идем. Ты сделал все, что нужно. А я еще нет.

Я вывел Уэсли из комнаты и велел ждать на лестнице, откуда он не мог видеть, что происходит в подземелье. А сам вернулся в залитую кровью комнату и быстро решил две проблемы.

И мы покинули это адское место, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.

2

Снова пошел дождь. С темного неба лились потоки воды. Шум перекрывал все остальные звуки, почва на поляне превратилась в болото; мы бежали к грузовику, выдергивая ноги из грязи. Отец сидел на пассажирском сиденье – полупрозрачный, едва узнаваемый силуэт. Я подумывал расквитаться с ним прямо на месте, однако не хотел делать этого на виду у сына. Но судьба предавшего меня родителя – человека, которого я всегда любил и в то же время побаивался – уже висела на волоске. Последняя соломинка вот-вот упадет на спину верблюда.

Он отдал нас Дикки на растерзание. Сидел в чертовом грузовике, а Дикки позволил спуститься в подземелье, чтобы нас прикончить. Не считая прочих бесчисленных мерзостей, которые творил ранее. У меня в голове до сих пор не укладывалось, как такое возможно. Теперь я был практически уверен – очень часто, если не всегда, именно отец и являлся тем Страшилой с мешком на голове, который сопровождал Коротышку Гаскинса.

Что ж, скоро все выяснится.

А моя задача на ближайшее время – спасти Уэсли.

– Извини, тебе придется ехать в кузове, – прокричал я сыну сквозь непрекращающийся ливень. – Нужно придумать, как попроще отмыть кровь. Надеюсь, дождь управится.

– А как же ты? – прокричал в ответ Уэсли. Его глаза сверкнули в темноте – могу поклясться, сверкнули! Я увидел, как к сыну возвращается его прежнее «я». Тому зомби из подземелья и в голову не пришли бы эти четыре слова.

– Обо мне не беспокойся. – Я уже предвидел, что мне готовит ближайшее будущее, и с тяжелым сердцем смирился. – Просто верь. Полезай в кузов.

Он выполнил приказ – тень махнула через борт, – а я открыл водительскую дверь и забрался в кабину. С промокшей одежды лилась вода, словно после купания в болоте. Я завел мотор, не взглянув на отца и не сказав ему ни слова. Он сидел молча, в прострации. Забрать ключи у Дикки было первой задачей, которую я выполнил в Доме Безгласия, перед тем как покинуть подземелье. Второй задачей было ударить этого подонка в сердце попавшимся под руку ножом и дождаться, пока он перестанет дышать. Более легкой работы я и представить не мог.

Грузовик пробуксовал, но все-таки выехал с поляны.

3

Я вел машину сквозь сырую ночь.

Мои мысли были с Андреа. Мои мысли были с Мейсоном. И с Логаном. И с Хейзел.

Однако больше всего я думал об Уэсли.

Мне предстояло сделать ужасный выбор. Существовало бесконечное множество вариантов, как нам поступить – один хуже другого. И только одно решение казалось разумным. Последний раз обдумав свой выбор, я хотел позвонить Андреа. Услышать ее голос, поведать о случившемся, объясниться, услышать голоса троих младшеньких… Но я не смог. Не сейчас. Мне нужно было еще как минимум полчаса.

Мы подъехали к дому родителей.

4

Пока я отмывал Уэсли, отец оставался в кабине.

Сын разделся донага прямо на улице; после того как дождь выполнил свою часть работы, я полил Уэсли из шланга. Затем мы вошли в дом. Сын отправился в душ, а я сжег его одежду в маленьком камине в гостиной, набросав туда побольше дров, чтобы убедиться – вещи полностью обратились в пепел. Едва весь дом не спалил.

Уэсли вышел переодетый и причесанный. Учитывая, через какой ад прошел парень, он выглядел чертовски привлекательно. Отцовское кресло манило, словно трон Зевса, однако я и смотреть на него не мог, так что мы предпочли диван, где еще недавно я держал на руках Хейзел и делился историями о призраке деда Финчера на чердаке.

Меня трясло от мыслей, насколько травмирован мой сын; а ведь мне неизвестно и десятой части того, что ему довелось испытать. Я знал, что посттравматическое расстройство не за горами, и ему придется тяжко. И все же надо жить текущим моментом.

– Уэсли…

Он вопросительно заглянул мне в глаза.

– У нас будет масса времени, чтобы задать вопросы и выслушать ответы. И у тебя, и у меня. А сейчас… – Я вздохнул. – Сейчас я должен убедиться в самом важном.

– В чем, папа? Что мы будем делать?.. Я… я убил этих людей.

Он весь дрожал.

– Больше ни слова об убийствах. Никогда.

Он смутился, а может, и почувствовал обиду, и я поспешно пустился в объяснения. Говорить было больно, слова буквально ранили сердце.

– Я не стану утверждать, будто понимаю, что за проклятие лежало на семье Плайеров. И на Гаскинсах. Тем не менее ты в него поверил, – однако отсюда не следует, что оно реально. Я знаю, что на тебя оказали какое-то воздействие, заставив делать ужасные вещи.

Он попытался ответить. Я поднял руку и призвал его к молчанию.

– Нет. Ничего не говори, просто слушай. – Я усиленно вдыхал и