адвокатскую защиту. И его право, какого адвоката себе выбирать.

По моему делу следователь ни разу не видел ни злополучного чемодана, ни наркотиков. Фотографий чемодана и наркотиков в деле тоже не было. Я говорил следователю: «Раз вы утверждаете, что чемодан нашли в моей машине и он якобы принадлежал мне, то снимите мои отпечатки пальцев, убедитесь, что следов моих пальцев нет на чемодане». Но куда там, им это не надо. Я говорю «белое», они в ответ — «черное». Доказать что-либо, если тебя занесли в черный список, бесполезно. Хотя, если честно, я ведь ожидал провокации. Мне предлагали «сотрудничество», я отказался, и потом стал ждать, что последует месть. В этой системе не принято оставлять свидетелей. Но я думал, что они будут действовать более грамотно, что ли, более искусно, а не так топорно, примитивно, думал, что подбросят, ну, скажем, каких-нибудь два патрона — и вот тебе уже статья за незаконное хранение боеприпасов. А подкинули пять килограммов кокаина. Понятно, конечно, почему так много: чтобы труднее было оправдаться.

Посадить любого могут. А мы строим правовое государство… Но законы мертвые. Вот передали тюремную систему из МВД в Минюст. Это хорошо. Раньше РУБОП мог пойти в СИЗО, зайти в камеру, кого-то выволочь, избить. Теперь этого нет. Но я сочувствую тем бедолагам, кто несет службу в лагерях и тюрьмах. Зарплата маленькая. А как одеты? У одного на фуражке кокарда, у другого — орел. Это тоже от безденежья. А здесь, в зоне… нет денег на конверты! А как же гарантия конституционного права на обращение в вышестоящие инстанции? Жалобы ходят один-два месяца! Потом приходит «ответ» — всегда отписка. И ты уже думаешь, что ты не человек, а зэк, у которого нет никаких прав. И главная потерпевшая сторона здесь — о, вот еще один парадокс нашей жизни! — это администрация колонии. Потому что сколько осужденных, столько и жалоб, и все что-то требуют. Вот почему мне жалко тех, кто работает тут. Ну что они могут сделать, когда нужно менять всю систему. А зона — это отражение нашей жизни. Случилось где-то ЧП, и вот уже из ГУИНа давят на руководство колонии, а руководство колонии давит на своих сотрудников, ну а те, понятное дело, давят на нас, осужденных.

— А так бывало?

— Да сколько раз… Ведь даже тот же шмон можно тоже провести по-разному. Так и живем — по настроению, так же отбываем наказание, а закон — он, как повелось, на втором плане…

— Вы отбыли уже две трети срока. Чем хотите заняться на свободе?

— Я уже решил, что буду баллотироваться в депутаты Госдумы.

— Вы уверены, что вас могут избрать?

— У меня есть имя, знания, авторитет. Меня поддержат. В нашей стране нужно делать правовую реформу — защищать человека от произвола государства. Иначе через тюрьму пройдет вся Россия. И в те же правоохранительные органы будут принимать по принципу: этот сидел один раз, а этот — два раза, значит, принять того, кто меньше сидел.

Часть 9

Особый случай

Разбой на шоссе

Водка на сто тысяч долларов. — Сбежавший водитель. — Без сопротивления. — Сфабрикованные приговоры. — Три лишних года за погоны. — Никогда не врать!

Из беседы с осужденным Ц.:

— Лично я надеялся, что меня не посадят, потому что я сам милиционер. Думал, может, спасут. Но мне три лишних года только за погоны накинули. Судья говорил: «Ты служил в милиции. И ты совершил преступление. Как ты мог?» Вот так и мог. На суде я молчал, с судьей не спорил. Зачем? Чтобы он еще год накинул за неуважение к суду?

Осужденный Ц.:

— Я работал в патрульно-постовой службе в Москве, в микрорайоне Солнцево. Проработал я там два года десять месяцев.

— А до милиции где работали?

— На железнодорожном транспорте. Машинистом.

— В чем заключалась ваша работа в милиции?

— Я был милиционером-водителем в группе немедленного реагирования. Выезжали по вызовам. На задержание преступников.

— Были случаи, сопряженные с риском для жизни?

— Да, один случай был.

— Оружие приходилось применять?

— Да, применяли. Задерживали угонщиков. В нас стреляли, мы — в них.

— А в колонию по какой статье попали?

— По 162-й, части третьей — разбой.

— Что же вас потянуло на большую дорогу?

— Жизнь заставила. Нас было шесть подельников. Мы ограбили… Брынцалова. Слышали о таком? Забрали его машину с водкой.

— Как это произошло?

— Ну как? Остановили машину, высадили водителя, сами сели и уехали.

— В чем заключалась ваша роль при ограблении?

— Остановить машину. Я был в милицейской форме. В руках — жезл. Вышел на дорогу, взмахнул рукой. Машина остановилась, водитель вышел. Я забрал у него документы. И предложил ему пересесть в уазик.

— В какой уазик?

— В милицейский, конечно. Он стоял рядом, на обочине. Я же говорю, нас было шесть подельников. Трое, включая меня, — милиционеры, остальные трое — гражданские. И вот водитель пересаживается. А уже наш водитель и я — мы садимся в его машину и уезжаем.

— Что собирались делать с грузом?

— Спрятать. Там было водки на сто тысяч долларов.

— И что же все-таки вас толкнуло на преступление?

— Жизнь. Я получал в этой милиции копейки. Плюс алименты жене выплачивал… Да если бы все нормально пошло, мы бы не сели. Идя на преступление, я думал о том, что все срастется, все будет хорошо.

— И сколько бы лично вы получили денег?

— По моим подсчетам, двадцать тысяч долларов.

— На что бы их потратил?

— Там видно было бы…

— Все-таки интересно, ради чего человек идет на преступление?

— Я хотел купить машину, завести отдельную квартиру. Я жил на тот момент с мамой и сестрой. Была у меня и квартира, и машина. Но с женой я развелся, она осталась в квартире. А машина — пятая модель «жигулей», но мне хотелось получше.

— Это слишком банально: жить лучше мечтают все. Была ли альтернатива: разбогатеть легальным способом?

— В Москве? Это нереально. Даже если попытаться устроиться на работу водителем в какую-нибудь фирму. Без рекомендации меня никто не примет. Я вам честно скажу, что когда работал на железной дороге, то я еще подрабатывал — овощами торговал… Ну а как еще жить в Москве? Цены на все растут. Спасало то, что еще в милиции были какие-то льготы: пятьдесят процентов оплаты за коммунальные услуги, за телефон, проезд бесплатный. Ну а жить-то, питаться надо. Семью кормить. Ребенок маленький в семье был. Я тыкался-мыкался по знакомым, искал другую работу. Мне говорили: подожди… Все