Линакр вернулся в Англию и стал наставником принца Артура, брата Генриха VIII, а после смерти Артура — врачом Генриха. Еще одним его пациентом был кардинал Уолси. Когда этот великий ученый был уже очень стар, его попросили дать первый урок латыни одной пятилетней девочке, звали ее Мария Тюдор. Основывая Медицинский колледж, Линакр, несомненно, ориентировался на подобные итальянские учреждения. В колледже можно увидеть копию его портрета. Другой прекрасный портрет висит в кабинете ректора на Виа ди Монсеррато.

В правление Елизаветы гостиница изменилась. Она стала прибежищем для англичан, которые предпочли ссылку протестантизму. Кардинал Аллен, основавший Дауэй-Скул,[104]организовал Английский колледж как семинарию, где молодых священников обучали, после чего отправляли в Англию — рискуя жизнью, нести туда истинную веру. Занятой отец Парсонс курсировал между Виа ди Монсеррато, Эскориалом и Английским колледжем в Вальядоли-де, в надежде увидеть реставрацию старой веры, пусть даже рискуя при этом быть заколотым толедским кинжалом.

Сорок пять молодых английских священников, выпускников Английского колледжа, были схвачены на родине и казнены, в их числе Эдмунд Кэмпион и Роберт Саутвелл. У отъезжающих в Англию вошло в обычай прощаться со святым Филиппом Нери, который жил напротив колледжа, в Сан-Джироламо. Старец обнимал отбывающих и обращался к ним со словами, с которыми Церковь обращается к невинным младенцам: «Salvete flores martyrum».[105]В католическом соборе в Шрусбери есть замечательный витраж, изображающий святого Филиппа, который благословляет молодых священников на улицах Рима.

Это был волнующий и страшный момент в английской истории: время тюрем, шпионов, тайных месс, арестов, пыток на дыбе и виселиц. Ни один из ссыльных, и менее других отец Парсонс, кажется, не понимал, что времена изменились с тех пор, как они покинули родину: как сказал архиепископ Мэттью, «в случае иностранного вторжения каждый католик, независимо от собственных религиозных предпочтений, поддержал бы английское правительство».

Из стен колледжа вышли сорок четыре мученика, но он также воспитал одного из самых подлых шпионов своего времени, человека, который помог довести Марию Стюарт до эшафота. Даже Тит Оутс, мне кажется, занимает лишь второе место после Гилберта Гиффорда. Этот молодой человек притворялся ревностным католиком, а сам шпионил в пользу Фрэнсиса Уолсингэма. Имея за плечами Дауэй-Скул и Английский колледж в Риме, он был принят ничего не подозревающими английскими католиками и передавал все их тайны секретным службам. Он втерся в доверие к королеве Марии Шотландской, когда ее уже заключили в тюрьму Чартли Холл, Стаффордшир, и якобы тайно переправлял ее письма, обернутые в промасленный шелк, в бочке бартонского эля, сперва, разумеется, скопировав их для Уолсингэма. Письма с воли доставлялись королеве таким же способом. Говорили, хотя это и не доказано, что Гиффорд участвовал в заговоре Бабингтона против Елизаветы; во всяком случае, это именно он передал письмо Бабингтона Марии и ее «ответ» Бабингтону, который, будучи сфабрикован или по крайней мере обработан Гиффорд ом или Уолсингэмом, привел эту трагедию к развязке. В том же году, когда умерла Мария Стюарт, Гиффорд стал священником. Шесть лет спустя возмездие за грехи настигло его — иуда умер в парижской тюрьме.

На столе в библиотеке я увидел изысканную птичью клетку из серебра и позолоченного дерева в форме барочной гробницы. Это одна из голубиных клеток, использованных в 1935 году на церемонии канонизации святого Джона Фишера и святого Томаса Мора. Клетка заставила меня вспомнить события тридцатилетней давности, когда были канонизированы Андреа Бобола, Джон Леонарди и Сальваторе да Орта. Во время мессы я услышал воркование голубей, и увидел процессию монахов и людей, одетых в светскую, но черную одежду. Они несли золоченые клетки, маленькие серебряные и золотые бочонки вина и хлебы на золотом подносе. В церкви стояла тишина, если не считать голубиного воркования, и постуланты, или «представители» новых святых на церемонии, опустились на колени перед креслом папы и сделали свои приношения. Трижды клетки, полные щебета, подносили папе, по одному разу за каждого из новых святых, и папа наклонялся вперед и благословлял птиц, клонивших головы на один бок. Ни в одной церемонии я никогда не видел момента лучше этого: хлеб и вино, пришедшие из ранней Церкви, птицы, символизирующие чистоту и небесную природу жертвоприношения.

Последние документы колледжа, то есть записи начиная с XVII века, сохранили для нас имена многих достойных англичан, которых принимали здесь как дорогих гостей. Среди них были и некатолики. 30 октября 1638 года здесь побывал Мильтон. Он отобедал в трапезной вместе с учащимися. Шесть лет спустя Джон Ивлин тоже отобедал, а после этого посмотрел итальянскую комедию, разыгранную учениками для кардиналов; в следующем году он опять обедал в колледже и смотрел пьесу, на сей раз английскую. В колледже бережно сохраняют исторические традиции: я слышал, что ученики как раз репетируют комическую оперу Гилберта и Салливана «Детский передник».

Мы отправились в часовню, посвященную Томасу Беккету. Это сравнительно новое здание, вместившее в себя более старые гробницы и памятники: например, кардиналу Бейнбриджу, архиепископу Йоркскому, который, по слухам, был отравлен своим поваром в 1514 году. Говорят, у кардинала был неприятный характер, хотя мы видим его благочестивым и спокойным. Другой памятник, стоящий в этой церкви, — настоящее сокровище для собирателя эпитафий. Он сообщает о смерти в 1778 году Марты Суинберн:

Она говорила по-английски, по-французски и по-итальянски и далеко продвинулась в изучении латыни; знала английскую историю и историю Рима, арифметику и географию; исполняла самые трудные партии чудеснейшим в мире голосом; прекрасно играла на клавесине, обладала хорошим слогом и танцевала многие танцы с большим изяществом. Лицо ее было прелестно, тело — совершенно, а все движения — грациозны.

И этому чуду исполнилось всего-навсего девять лет! Ее отец происходил из семьи Суинбернов из Кэпхитона, что в Нортумберленде. Эта семья дала миру Алджернона Чарлза Суинберна, который, кроме всего прочего, является автором первых путевых заметок об Испании. Бедная прекрасная Марта была первым ребенком в большой семье, и надо надеяться, что родительское горе, запечатленное в стенах часовни в Риме, смягчилось после рождения еще пяти дочерей и четырех сыновей. Один из сыновей Суинберна стал пажом королевы Марии-Антуанетты, одна из дочерей вышла замуж за Пола Бенфилда, который нажил состояние в Индии, а потом потерял его. Сам же Суинберн умер от солнечного удара в Тринидаде.

Здесь наконец обрел последнее успокоение и этот хлопотун, отец Парсонс, иезуит, который в XVI веке носился по Европе и совал свой нос во все дела, автор бесчисленных памфлетов, король пропаганды, горячий энтузиаст Армады, человек, который знал все, кроме того, что Англия Елизаветы — совсем не то, что Англия Марии.