Сталину все еще приходится много сил отдавать политической борьбе, которая со стороны оппонирующих ему коллег по руководству страной и партией приобретает все более политиканский, шкурный характер.

Доходит до серии прямых заговоров — от троцкистов и зиновьевцев до группы Енукидзе, а затем и заговора Тухачевского.

С другой стороны, все более опасными для дела становятся перерожденческие амбиции новой властной «верхушки» в центре и «на местах».

Это приводит к необходимости «зачистки» 1937 и 1938 годов со всеми ее неизбежными перегибами.

Однако в целом процесс необходим — недаром не очень-то любящий большевизм и Сталина академик Вернадский записывает в интимном дневнике, что Сталин уничтожает своих врагов, но поскольку они и враги России, то Сталин делает необходимое дело.

Дело!

Не личную и абсолютную власть обеспечивает себе Сталин, а возможность невозбранно и толково делать Державное Дело…

И только к 1939 году, когда из руководства страны были убраны явные политические авантюристы и перерожденцы, Сталин получает возможность работать, а не бороться.

Его путь к Делу был во многом пройден.

И пройден лишь к пятидесяти годам.

Если мы посмотрим на общую атмосферу в центральном и периферийном руководстве ВКП (б) и т. д., имевшую место быть в 1934 году, когда состоялся XVII съезд ВКП (б), «съезд победителей», то увидим, что это была еще атмосфера политических дискуссий.

И было очень неясно, до чего эти дискуссии доведут и куда заведут.

А если мы объективно оценим атмосферу XVIII съезда ВКП (б), состоявшегося в марте 1939 года, и особенно атмосферу XVIII Всесоюзной партийной конференции, прошедшей в феврале 1941 года, то увидим, что они были заняты деловым решением чисто государственных и общественных проблем.

Вот только тогда Сталин получил возможность руководить Россией, не отвлекаясь на борьбу с той частью властей предержащих, которая докатилась до политиканства и шкурничества.

Пять лет такой — в полную силу — мирной работы Сталина, его когорты и руководимых ими народов СССР, и Россия обрела бы такую невиданную мощь, что вряд ли кто-либо рискнул бы идти на нее войной.

Война сорвала тут многие планы.

Она много чего порушила.

БУДЕТ нелишним еще раз сказать о сути троцкизма как наиболее вредоносного антипартийного и антисталинского течения в СССР.

За полмесяца до XV съезда — 17 ноября 1927 года — в возрасте 44 лет покончил самоубийством истовый и неистовый троцкист Адольф Иоффе, который был принят в РСДРП (б) в августе 1917 года вместе с Троцким в составе группы «межрайонцев».

Иоффе подвизался в дипломатической сфере на ответственных постах, в 1925 году был полпредом в Австрии, потом заболел, и одной из причин самоубийства выставляют его якобы протест против того, что Сталин-де отказал ему в выезде за рубеж для лечения, мотивируя отказ дороговизной такой затеи.

Однако Иоффе оставил предсмертное письмо, адресованное своему кумиру (который был, к слову, лишь на 4 года старше Иоффе), где писал: «Я не сомневаюсь, что моя смерть является протестом борца, убежденного в правильности пути, который избрали Вы, Лев Давидович».

Как видим, болезнь Иоффе, если и послужила, как говорится, отягчающим обстоятельством, решающей причиной самоубийства не была.

Любопытный факт… Иоффе хоронили 19 ноября 1927 года на Новодевичьем кладбище, и именно эти многолюдные похороны стали последним публичным выступлением оппозиции (если не считать речей на XV съезде).

Но еще любопытнее другое, Длинную процессию возглавлял Троцкий, который держал с одной стороны под руку Раковского, а с другой — вдову Иоффе, Обычно в центре идет вдова, а уж ее под руки держат ближайшие родственники или близкие, Но Лев Давидович даже тут не мог не занять позицию в центре,

Эта эгоцентричность вождя троцкистов очень характерна для троцкизма вообще, Собственные теории и воззрения для классического троцкиста всегда были важнее реальности, И это ярко проявилось в предсмертном письме Иоффе, который писал Троцкому:

«Более тридцати лет прошло с тех пор, как я утвердился в мысли, что человеческая жизнь имеет смысл только в той мере, в какой она отдана на службу бесконечности — а для нас человечество — это бесконечность. Труд ради ограниченной цели — ибо любая другая цель ограниченна — лишен смысла».

Если вдуматься, то можно понять, что это — очень страшненькая «философия», потому что это, по сути, человеконенавистническая концепция бытия, отдающая приоритет не человеку, а химере!

Троцкизм и был всегда опасной химерой для тех, кто уверовал в троцкизм искренне. При этом верхушка советского троцкизма ко второй половине 30-х годов уже не отличалась «души прекрасными порывами», зато со свойственной вождям троцкизма самовлюбленностью и самонадеянностью жаждала взять у «этого Сталина» реванш любой ценой — вплоть до союзов с Западом, вплоть до заговоров с целью убийства Сталина…

Успешным любое силовое выступление любой оппозиции быть не могло, Но обрушить Советский Союз могло, особенно в условиях возможной близкой интервенции.

Иоффе очень точно и откровенно — как-никак он писал это перед смертью — обнаружил патологическое, болезненное и высокомерное презрение троцкизма к такой «ограниченной цели», как построение социализма в России.

Реального строя в конкретной стране…

Троцкиста устраивала лишь бесконечность, но для конечного человека бесконечность тождественна, вообще-то, смерти, И если Иоффе так безответственно отнесся к собственной жизни, можно ли было ожидать от него, что он будет испытывать чувство ответственности за жизнь Державы?

Нет, конечно!

Поэтому борьбу Сталина против Троцкого и оппозиции можно рассматривать — уже не в узкополитическом, а в философском смысле — как борьбу живой жизни против абстрактной мертвечины.

Гете сказал: «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет», Троцкистский взгляд на политику, на Россию, на мир был изначально мертворожденным, надуманным, манерным, вычурным и искусственным, как все неживое.

Сталинский же взгляд и, что еще важнее, сталинские действия были просты, ясны, обращены к реальности и полны волнующих социальных перспектив, то есть — полны надежды и жизни.

Троцкизм был многообразен — он мог проявиться в таких сферах общественной жизни, которые были формально далеки от политики, Но все на первый взгляд умозрительные «заскоки» 30-х годов можно было даже без расследований ОГПУ или НКВД относить к прямой деятельности троцкистов или считать опосредованной их провокацией…

Все нездоровое, что могло вызвать негативную общественную реакцию у здоровой части общества, так или иначе предлагалось или поощрялось именно троцкистами уже потому, что им было необходимо оттолкнуть от Сталина как можно больше нормальных русских людей, вызвать у них неприятие Сталина как главы государства.