– Нет, не русская, – ответил Кларк, продолжая вести записи в блокноте. – Мой дед был английским коммунистом с фамилией Кларк. В двадцатые годы он приехал в Россию, чтобы помочь строить коммунизм. – По его лицу пробежала смущенная улыбка. – Думаю, его постигло разочарование, уж не знаю, где он работал.

– А ваш коллега?

– Чеков? Он из Крыма. Правда, в нем заметна татарская кровь? Итак, сколько таких ракет вы уже собрали?

Чавез стоял на подмостках у верхней части ракеты в самом конце сборочной линии. Кое-кто из рабочих поглядывали на него с раздражением, и Динг сделал вывод, что успешно играет роль всюду сующего нос фотографа, от которого одни неприятности. В остальном его работа была простой. Сборочный цех завода был ярко освещен, чтобы облегчить рабочим выполнение операций, и, хотя он пользовался для вида экспонометром, вспышка вообще-то и не требовалась. «Никон» F20 был великолепной камерой. Чавез сменил кассету. Он пользовался цветной позитивной пленкой ASA-64 фирмы «Фуджи» – у нее, как ему сообщили, лучше цветовое наполнение, что бы это ни значило, подумал Динг.

Через некоторое время мистер К пожал руку представителю завода, и они направились к выходу. Чавез-Чеков снял с камеры объектив и спрятал съемочное оборудование в сумку. После дружеских улыбок и поклонов «русские журналисты» сели в машину. Динг вставил компакт-диск в проигрыватель и увеличил громкость. Вести разговор стало труднее, но Джон всегда требовал соблюдения правил. Он, разумеется, был прав. Никогда не знаешь, установил ли кто-то аппаратуру прослушивания в твой арендованный автомобиль. Чавез наклонился вправо, чтобы не кричать.

– Джон, неужели все так просто?

Кларк удержался от улыбки. Несколькими часами раньше он установил контакт с еще одним агентом сети «Чертополох», и тот настоял, чтобы его гости осмотрели сборочный цех завода.

– Видишь ли, мне приходилось бывать в России еще в то время, когда для этого требовалось нечто большее, чем паспорт и кредитная карточка «Америкэн экспресс».

– Чем ты занимался?

– Главным образом помогал людям выбраться за рубеж. Иногда собирал сведения из «почтовых ящиков». Пару раз устанавливал хитроумные приборы. Можешь представить себе, какой одинокой и пугающей была такая работа. – Кларк покачал головой. Только его жена знала, что ему приходилось теперь пользоваться краской, чтобы скрыть седину. – Так вот, знаешь, сколько усилий потребовалось бы, чтобы попасть в этот… Плесецк, по-моему, где находится ОКБ Челомея, занятое конструированием таких ракет?

– Они действительно хотели, чтобы мы увидели эти ракеты.

– Уж в этом можно не сомневаться, – согласился Кларк.

– А что мне делать с заснятыми пленками?

Джон едва не посоветовал Дингу просто выбросить их, но пленки представляли собой информацию, а пребывание в Японии оплачивалось управлением, которое послало их сюда. Для прикрытия ему придется написать очерк о посещении завода по сборке ракет-носителей и послать в «Интерфакс» – интересно, опубликуют ли его в Москве. А ведь это было бы забавно, правда? – подумал он, покачав головой. Вообще-то сейчас они просто убивали время, выжидая, когда поступит указание и выдастся возможность встретиться с Кимберли Нортон. Пленки и отчет о посещении завода, решил Кларк, придется передать в посольство, их перешлют в Вашингтон дипломатической почтой. По крайней мере для Динга это хорошая практика, да и для меня тоже, признался он.

– Сделай потише этот идиотский грохот, – сказал Кларк, и они перешли на русский. Тренировка нужна постоянно.

– Веришь ли, я скучаю по нашей зиме с ее морозами и снегом, – заметил Чеков.

– А вот я – нет, – ответил Клерк. – Откуда у тебя появился вкус к этой ужасной американской музыке? – раздраженно проворчал он.

– Слушаю «Голос Америки», – прозвучал ответ. Затем раздался смех.

– Евгений Павлович, у вас нет никакого уважения к возрасту. Мои барабанные перепонки не выдерживают этого грохота. Неужели нет чего-то еще?

– Любая музыка будет лучше этого, – пробормотал себе под нос японский техник, поправляя наушники и тряся головой, чтобы избавиться от звуков этой гайджин музыки. Подумать только, ведь мне приходится слушать такое и дома – сын любит эту дрянь.

Несмотря на бесчисленные отрицания, которыми обменивались стороны за последние недели, перед глазами всех предстала наконец суровая действительность. Огромные безобразные суда, предназначенные для транспортировки автомобилей, которые раскачивались на якорных стоянках в нескольких портах, явились молчаливыми свидетельствами происшедшего во всех телевизионных передачах новостей компании Эн-эйч-кей. Японским компаниям, занимающимся производством автомобилей, принадлежало в общей сложности сто девятнадцать таких судов, не считая зафрахтованных, которые плавали под иностранными флагами и направлялись теперь в порты приписки. Все эти суда обычно никогда не остаются в портах дольше, чем необходимо для погрузки автомобилей, теперь же они возвышались подобно айсбергам, заполняя якорные стоянки. Загружать их и отправлять в море не имело смысла. Стоянки у американских причалов были заполнены, и пройдут недели, прежде чем они освободятся. Экипажи судов воспользовались предоставившейся возможностью, чтобы провести текущий ремонт и техобслуживание корабельных механизмов, но они отлично понимали, что, когда эти работы завершатся, больше заниматься будет нечем.

События развивались с нарастающей быстротой подобно снежному кому, катящемуся по склону горы. Не было никакого смысла производить автомобили, которые нельзя перевезти за океан. Отправить их на склад тоже стало невозможно – там в буквальном смысле слова некуда было гайке упасть. Как только до предела заполнились огромные площадки в портах, платформы поездов на запасных путях и все свободные площади рядом с автозаводами, иного выбора просто не стало. Не меньше полудюжины телевизионных съемочных групп присутствовали при том, как главный инженер завода «Ниссан», протянув руку, нажал на кнопку. Вдоль сборочного конвейера загудели сирены. Обычно это означало, что обнаружена неисправность, однако на этот раз вой сирен предупредил об остановке конвейера. От самого его начала, где на бесконечно движущуюся ленту опускались корпуса будущих автомобилей, до конца, где уже законченная темно-синяя машина с открытыми дверцами ожидала водителя, чтобы тот, сев за руль, отогнал ее на стоянку за пределами гигантского здания, рабочие замерли, недоуменно глядя друг на друга. Они были уверены, что такого никогда не может случиться. Они выполняли привычные операции, присоединяли детали, проверяли механизмы – очень редко сталкиваясь при этом с неисправностями, – повторяя одни и те же движения несчетное число часов, за что получали высокую плату. Но в этот момент им показалось, что весь мир остановился и земля прекратила вращение. В общем-то случившееся не было для них такой уж неожиданностью. Они знали о происходящих событиях из газет и телевизионных передач, бюллетеней администрации, да и слухи проносились вдоль сборочного конвейера намного быстрее движущихся по нему автомобилей. И, несмотря на все это, сейчас они застыли на месте, потрясенные, словно от сильного удара по голове.