Она встала, и встали все. Ветераны — седые бойцы — со слезами на глазах приветствовали невысокую женщину с добрым, немного усталым и смущенным лицом. В громе аплодисментов она сделала несколько шагов, а ей навстречу спешили штурман Румянцев и пилот Саденов: «Здравствуй, Тереза!»

Встреча через сорок лет. Тереза Мондини, Мария и Кусан Саденовы.

Судьба «крестной дочери» — Терезы Саденовой тоже сложилась непросто. Пришлось старому летчику во второй раз провожать Терезу — теперь уже дочку — в дальний путь. И пусть происходило прощание в современном аэропорту, а не на краю бомбового люка, от этого разлука не легче. Случилось так, что после окончания института Тереза поехала на родину отца, в Казахстан. Там встретила и полюбила молодого горного инженера — кубинца. С мужем и дочкой улетела на Кубу — на другой конец планеты. Судьба.

По-разному сложились судьбы экипажей «бамовской эскадрильи», особой авиагруппы НКВД. Одни погибли на изысканиях трассы, другие сгорели в воздушных боях или пропали без вести при выполнении особых заданий Ставки Верховного Главнокомандования в годы войны. Семь Золотых Звезд Героев на счету относительно небольшой группы о многом говорят. Но, пожалуй, самое удивительное то, что нескольким бамовским летчикам и радистам все же удалось пройти живыми и невредимыми сквозь все огни и воды. Вот только никогда не гремели в их честь «медные трубы». По понятным причинам распространяться о профессионалах особой авиагруппы НКВД было не принято.

Штурман Михаил Кириллов прошел войну на тяжелом бомбардировщике: сначала штурманом корабля, затем звена, эскадрильи, полка, обучал и воспитывал молодых штурманов. Звание Героя Советского Союза, ордена боевого Красного Знамени, Отечественной войны, Александра Невского — награды за его ратный труд. После войны Кириллов поступил в полярную авиацию, летал на самолетах с красным оперением. Из тех белых пятен на карте, что оставались севернее Полярного круга, 600 тысяч квадратных километров покрыты аэрофотоснимками Кириллова. Были еще экспедиции в Антарктиду, к последним «белым пятнам» на планете. Весь ледовый континент облетел Кириллов со съемкой.

Многое повидал старый бамовский штурман: Балканы и Скандинавию, Кейптаун и Суэц, Стамбул и Афины… Но ничего прекраснее Чарской долины так и не встретил. Когда отряды строителей двинулись на трассу БАМа, ему тоже захотелось поехать туда хотя бы пассажиром, да здоровье не позволило. И часто, глядя в окно на гудящую столичную улицу, вспоминал он горное озеро, видел так и не построенный дом на берегу тихой бухты. И так ясно представлялось ему: вот Жора Иванов, упрямо набычив шею, поднимает летающую лодку с озера. Под алым кончиком крыла сияют заснеженные башнеобразные пики Кодара, полукруглые «цирки» с застывшими водопадами; из темноты провалов свисают голубые языки ледников. «Смотри!» — теснит его плечом Володя Дзюбенко, и он видит ленту поезда, скользящего по зеленому дну долины. А почти вровень с крылом парит огромная птица с красным оперением.

Погиб Георгий Иванов в 1942 году под Москвой при выполнении боевого задания. В одном экипаже со штурманом Павлом Станкевичем они превратились в облако огня и дыма.

Федор Селиверстович Румянцев из ВВС не ушел. Он окончил Военно-воздушную академию, дослужился до полковника, работал военным советником нашего посольства в Канаде, участвовал в двух экспедициях на аэрофотосъемке районов Крайнего Севера, был инспектором АДД. Свой опыт, в том числе бамовский, обобщил в учебном пособии: «Аэрофотосъемка больших площадей». Позже преподавал в Московском топографическом политехникуме курсы самолетовождения и аэрофотосъемки. Педагог он оказался отличный. За годы войны, как говорится, без отрыва от производства, успел подготовить двадцать четыре штурмана. Послевоенных учеников — не сосчитать. Они работают на пространствах от Арктики до Антарктики.

Почти все документы и вещи, связанные с войной, — компас, секстант, летный шлем, навигационную линейку, записи и фотографии — Румянцев передал в школьные уголки военной славы, музею Вооруженных Сил. Только тот «доплатной» конверт, сшитый нитками, из тетрадного листа в косую линию, он оставил у себя. Это письмо было его святыней, которую он хранил до последнего дня.

Василий Александрович Борисов устроился в бамовскую аэросъемку, в 1946 году был назначен начальником авиаотряда Бампроекта, насчитывавшего тридцать самолетов. Облетал и Арктику, и Антарктику на своем самолете с изображением белого медведя на фюзеляже. Участвовал и в первой вертолетной вулканологической экспедиции. С крошечного Ми-1. управляемого Борисовым, кинооператор впервые снимал жерла вулканов Камчатки. Сорок два года летал Борисов по самым трудным трассам и всегда возвращался домой, к своей любимой Антонине Ивановне невредимым. Эта пара часто жила в разлуке, но всегда была вместе, единой душой. Оба прожили долгую, полную волнений, но счастливую жизнь.

Радист Виктор Александрович Ломанович (позывной «Вал») работал в Академии коммунального хозяйства. Автор нескольких изобретений, свыше ста научных работ в области радио. Был удостоен престижной среди радистов бронзовой медали имени А. С. Попова, знака «Почетный радист СССР», серебряной медали ВДНХ и бесчисленных дипломов как непревзойденный ас-коротковолновик. Механик Алексей Иванович Ковалев после фронта вернулся на свой родной завод, где, уважаемый всеми, работал до глубокой старости слесарем-сборщиком. Свою бамовскую «одиссею» он никогда не забывал, переписывался с летчиками, и все звал их в гости, в Комсомольск-на-Амуре. Полковнику Валентине Гризодубовой предложили принять под командование авиадивизию. Но Валентина Степановна с головой ушла в послевоенные гражданские заботы. Ее волновали проблемы развития отечественной авиации, радиопромышленности, борьбы с бюрократизмом, несправедливостью и обыкновенной административной глупостью и косностью. Последние годы Гризодубова жила в Москве, неподалеку от станции метро «Аэропорт». Из окна ей был виден Центральный аэровокзал. Двери ее дома днем не закрывались. Валентина Степановна по-прежнему остро откликалась на все, что происходило вокруг, особенно на чужую беду. Постоянно ее окружали друзья, приходили музыканты, художники, журналисты. И, конечно, летчики. Она звонила по инстанциям, защищала обиженных, говорила чиновникам напрямую то, что думает, невзирая на должности и звания. В ее суждениях всегда была четкая гражданская позиция, подкрепленная очевидным здравомыслием. И нередко вмешательство Гризодубовой оказывало воздействие.

Хоронили Валентину Степановну с воинскими почестями. На панихиду — это было 4 мая 1993 года — пришли и ветераны авиации, и космонавты, и молодые летчики. День был безоблачным, солнечным. Новый Государственный флаг России — триколор — с траурным крепом развивался над зданием Военно-воздушной академии имени Жуковского.

А у гроба легендарной летчицы, у изголовья Валентины Степановны стояла старушка и оцепенелыми руками держала небольшое красное полотнище с серпом и молотом — флаг, которому честно служила Гризодубова. Все понимали — вместе с Валентиной Гризодубовой уходит целая эпоха — великая и трагичная. Лицо героини было спокойно. Она служила не символам, а своему Отечеству.