Ну уж нет! Это не про нас. Да, дед? Моё внутреннее состояние при подобной постановке вопроса немедленно взорвалось вулканом. Да так, что пришлось прикрыть веки, чтобы по бешеному взгляду окружающие не догадались, что творится у меня внутри.

Интересно другое. Чем интересно вызвано участие ко мне Труманиса? Он единственный в администрации фольксдойче среди лагерников. Держится обычно особняком. Как оказался в лагере, рассказывать не любит. Так, отделывается дежурной фразочкой: «Хорошо, что не в концлагере!» Стоит повнимательнее присмотреться.

Баня оказалась отдельным небольшим неказистым бараком, дополнительно обшитым потемневшим и местами прогнившим войлоком и старой дырявой фанерой. Внутри была сложена каменка из обломков кирпичей, причём при кладке в ход неизвестный печник пустил даже речные булыжники. В самой парной могли едва развернуться 2–3 человека. Видимо, экономия места определялась невысокой производительностью печи. И всё же лагерный умелец из подручных материалов и вправду соорудил настоящее чудо.

Насчёт загаженности Труманис, конечно, преувеличил, но веником, скребком и тряпкой пришлось поработать на совесть. Да и с вёдрами к колодцу набегался до мельтешения в глазах. Короче, дедовщина во всей красе! Заканчивал работу уже под нетерпеливые взгляды новых коллег, переминавшихся у входа с чистым бельём под мышкой.

В следующие четверть часа пришлось испытать на личном опыте шайтан-машину для стрижки волос. Должность местного парикмахера совмещал автомеханик из гаража. Оказавшийся мастером на все руки. Он же, оказывается, сложил и банную печь. Чем-то он напомнил мне Шурку-Механика с угольного карьера. Он притащил с собой старую, но рабочую, механическую машинку для стрижки с ножным приводом. Не знаю, откуда в лагере оказался столь редкий девайс, о подобных ему мне приходилось лишь читать. Несмотря на устрашающий вид и странный механический лязг, сопровождающий её работу, функции свои она выполняла вполне достойно и не выдёргивала волосы клоками, как проржавевшие ручные, что использовали на санобработке прибывших в Цайтхайн.

В итоге моя очередь на помывку наступила одной из последних, вместе с задержавшимся где-то Семёном. Воды в котле, вмурованном в каменку нам оставили маловато, пришлось доливать и снова сидеть на полоках, наслаждаясь разогретой парной. Оконце в парной давало света ровно столько, чтобы нащупать тазик и не промахнуться ковшиком мимо ведра. Но для меня по вполне объяснимым причинам это не было проблемой. А вот Семён чуть не сверзился, промахнувшись мимо края полока.

— Вот же темень, твою мать! — выругался старший писарь от неожиданности.

Начиная обливаться потом, я неожиданно сообразил, что мы с Семёном впервые оказались наедине. Пожалуй, вот он мой шанс выполнить задумку!

Старший писарь забрался в угол на верхний полок, прикрыв глаза и наслаждаясь жаром. Я осторожно выглянул наружу через небольшое оконце. Двор был пуст, лишь автомеханик-парикмахер, уложив в деревянный ящик свою шайтан-машину, колол дрова у забора. Судя по его энтузиазму и ловким отточенным движениям, делал он это явно без энтузиазма. Значит, минимум минут пятнадцать-двадцать провозится.

Перед тем как приступить к задуманному, отогнал проскользнувшую трусливую мыслишку о возможном провале. Сколько можно тянуть? Не хотелось бы прибегать к крайним мерам. Но в случае если Родин не пойдёт на контакт, я готов устроить ему несчастный случай прямо тут в бане. Семён был значительно выше и крупнее меня. Моложе и на вид явно сильнее. Вряд ли кто-то поверит, что такой дрищ, каким я выгляжу на первый взгляд, свернёт эдакому бугаю шею или остановит сердце прекардиальным ударом. Но это уже в крайнем случае.

— Сёма…Семён, — тихо позвал я, усаживаясь в метре от Родина.

— А? Чего тебе? — отозвался распаренный старший писарь, даже не открыв глаз.

— Поговорить бы.

— Не наговорился за весь день?

— Ты в состоянии послушать и не перебивать меня, Семён? Хотя бы четверть часа.

— Валяй… — после нескольких секунд молчания ответил Родин. Слабое освещение в парной ничуть не мешало мне отслеживать все детали его мимики. Старший писарь соизволил открыть глаза, но веки его были прищурены. Поза спокойная, расслабленная. Никаких признаков напряжения.

Я постарался говорить убедительно.

— Семён Иванович Родин, лагерный номер 14294, белорус. На самом деле ты Самуил Исаакович Родин, 1921 года, еврей, родился в деревне Кричалки, Горецкого района, Могилёвской области, — я продолжал внимательно отслеживать реакцию старшего писаря. Пока всё было ровно, — сын крестьянина. В семье пятеро детей, в шесть лет маленький Самуил пошёл в еврейскую школу хедер, затем в среднюю школу. Делал завидные успехи. Помимо русского и белорусского языков, изучил немецкий язык. Дома все разговаривали на идиш. После восьми классов поступил в педагогическое училище и стал учителем начальной школы. Позже работал учителем немецкого в родных Кричалках. В 1940 году тебя призвали в Красную Армию на советско-польскую границу. Началась война. Под Минском ты и почти 200 бойцов из пехотного батальона попали в окружение. Среди них ты был единственным евреем, но товарищи не выдали тебя немцам. В пересыльном лагере вас держали около десяти дней. В жесточайших условиях содержания многие сослуживцы умерли. Здесь во время регистрации ты впервые назвался Семёном Ивановичем Родиным, белорусом, православным. Благо, знание языка было тебе на руку. Дальше тебя перевели Шталаг 324 в Острув-Мазовецкий, Польша. Там отправляют на тяжёлые сельхозработы, где пленных кормят из тех же корыт, из которых кормят свиней. Наконец, в конце августа сорок первого ты попадаешь сюда, в Шталаг 304 IV в Цайтхайн. Лагерь только формируется и среди военнопленных ведётся активный розыск евреев, коммунистов и командиров, скрывающихся среди пленных. Розыск ведёт гестапо при содействии офицера разведки. Поразительно, но каким-то образом тебе удаётся скрыть своё происхождение и даже обойти данные медосмотра. А дальше Самуилу Родину просто невероятно везёт! Его непосредственный начальник, фельдфебель Вайсман, зная, что он еврей, не только не выдаёт его, но ещё и заботится о том, чтобы никто другой этого не сделал. Очень интересный случай, не находишь? — при этих словах Семён напрягся и непроизвольно поджал ноги коленями к груди, обхватив их руками, — полагаю, для начала разговора хватит. Или мне продолжать?

На этот раз Семён молчал целую минуту. Неплохо держится парень. Без суеты. Можно только представить, что сейчас творится у него в голове!

— Ты…кто? — слегка осипшим голосом произнёс Родин.

— Не волнуйся, я не из гестапо. И не из абвера, — добавил я, расслабленно откинувшись на полоке, продолжая контролировать Семёна.

— Тогда как…э-э-э…откуда? — напряжённо пробормотал Родин.

— Главное разведывательное управление Генерального штаба. Настоящую фамилию и звание тебе знать ни к чему. Как и основную причину моего здесь появления, — я постарался ошеломить, отвлечь потрясённого парня от мелких нестыковок в моём рассказе. Вернее, о слишком подробно описанных деталях его биографии…

По большому счёту