— А он выздоровеет? — нетерпеливо спросила Аврелия.

— Да, конечно. Кризис давно миновал. Но болезнь ослабила ток его крови. Поэтому он такой бледный и слабый.

— И что же нам делать? — сварливо спросил Луций Декумий.

— Вообще-то у людей, потерявших много крови от ран, такие же симптомы, как у Цезаря, — беззаботно проговорил Тукций. — В подобных случаях если они не умирают сразу, то постепенно выздоравливают сами по себе. Но я считаю полезным кормить их раз в день печенью овцы. Чем моложе овца, тем быстрее идет выздоровление. Я рекомендую Цезарю употреблять печень ягненка и пить каждый день по три яйца в козьем молоке.

— И никакого лекарства? — подозрительно спросил Луций Декумий.

— Лекарство не вылечит болезнь Цезаря. Как и греческие врачи из Эдепса, я верю, что в большинстве случаев питание полезнее лекарств, — твердо ответил Луций Тукций.

— Видишь? Все-таки он грек! — воскликнул Луций Декумий, когда врач ушел.

— Мне все равно, — живо отреагировала Аврелия. — Я буду следовать его рекомендациям, хотя бы на период между рыночными днями. Потом посмотрим. Но мне этот совет кажется дельным.

— Я лучше пойду на овечий рынок, — сказал этот коротышка, который любил Цезаря больше, чем своих сыновей. — Куплю ягненка и прослежу, чтобы его зарезали при мне.

Но настоящим препятствием явился сам пациент, который наотрез отказался есть сырую печень ягненка, а смесь яйца с козьим молоком выпил с таким отвращением, что его вырвало.

Слуги устроили совещание с Аврелией.

— Печень обязательно должна быть сырой? — осведомился повар Мург.

Аврелия растерялась:

— Не знаю. Я просто подумала, что она должна быть сырой.

— Тогда, может быть, послать за Луцием Тукцием и спросить его? — предложил управляющий Евтих. — Цезарь не очень-то хороший едок — я имею в виду, что вкус пищи не приводит его в экстаз. Он консервативен, но не привередлив. Однако я заметил вот что: он не любит пищу с сильным запахом. Например, яйца. Что же касается сырой печени, фу! Она воняет!

— Позволь мне сварить печень, а в молочную смесь с яйцом добавить сладкого вина, — попросил Мург.

— А как ты приготовишь печень? — спросила Аврелия.

— Я ее порежу на тонкие ломтики, каждый ломтик посолю, обваляю в муке и слегка поджарю на большом огне.

— Хорошо, Мург, я отправлю кого-нибудь к врачу рассказать ему, как ты намерен поступить, — решила мать больного.

Пришел ответ: «Добавьте, что хотите, в смесь и, конечно, поджарьте печень!»

После этого пациент стал соблюдать положенную диету, но без малейшего удовольствия.

— Что бы ты ни говорил об усиленном питании, Цезарь, я думаю, что оно действует, — был вердикт его матери.

— Я знаю, что оно эффективно! Как ты думаешь, почему я ем эту гадость? — раздраженно ответил больной.

Как только рассвело, Аврелия села возле ложа сына с упрямым выражением на лице, говорившим о том, что она не сдвинется с места, пока не получит ответы на некоторые вопросы.

— Ну хорошо. Что все-таки случилось? — спросила она.

Сжав губы, Цезарь смотрел через открытое окно в гостиной матери в сад Гая Матия, который тот развел на дне светового колодца.

— Моя первая самостоятельная авантюра закончилась полным крахом, — сказал он наконец. — Пока все остальные вели себя с поразительной храбростью, я валялся, как бревно, безмолвный, неподвижный. Героем был Бургунд, а героинями — ты, мама, и Рия.

Аврелия спрятала улыбку.

— Вероятно, это урок тебе, Цезарь. Великий Бог, которому ты по-прежнему служишь, почувствовал, что тебе пора преподать урок, — урок, которого ты никогда не желал учить: человек не в состоянии сражаться с богами. Греки были правы, говоря о гордыне. Человек, обуреваемый гордыней, отвратителен.

— Неужели мне настолько свойствен этот порок? Ты и вправду думаешь, что это уже гордыня? — удивился Цезарь.

— О да. В тебе уйма ложной гордости.

— Не вижу абсолютно никакой связи между гордыней и тем, что произошло в Нерсах, — упрямо сказал Цезарь.

— Греки назвали бы это гипотетической связью.

— Ты наверно хотела сказать, философской.

Поскольку с образованием у Аврелии все было в порядке, она пропустила его замечание мимо ушей.

— Тот факт, что ты обладаешь чрезмерной гордостью, всерьез искушает богов. Гордыня предполагает желание человека направлять волю богов. Она нашептывает тебе, что мужчина — высший статус человека. Мы, римляне, знаем: боги не прибегают к личному вмешательству, чтобы показать человеку, что он не выше их. Юпитер Величайший не говорит с людьми человеческим голосом, и меня никто не убедит, что Юпитер Величайший, который является людям в снах, — нечто большее, нежели сонные фантазии. Нет, боги вмешиваются в человеческую жизнь вполне естественным путем. Они наказывают гордецов обыденными вещами. И тебя тоже покарали вполне естественным путем: ты заболел. И я верю, что серьезность твоей болезни — прямой знак непомерности твоей гордыни. Лихорадка чуть не убила тебя!

— Ты приписываешь божественный промысел столь отвратительному событию! Я считаю, что переносчиком инфекции было земное существо. И ни один из нас не может доказать, кто прав. Так в чем же дело? А дело в том, что я потерпел неудачу в моей первой попытке самостоятельно управлять своей жизнью. Я был пассивным объектом приложения героических усилий, в которых не принимал ровным счетом никакого участия.

— О, Цезарь, неужели ты никогда не научишься?

Засияла красивая улыбка.

— Наверное, никогда, мама.

— Сулла хочет тебя видеть.

— Когда?

— Как только ты достаточно окрепнешь. Я пошлю к нему человека, чтобы он назначил день.

— Тогда завтра.

— Нет, после следующего рыночного дня.

— Завтра.

Аврелия вздохнула:

— Ну хорошо. Завтра.

Цезарь настаивал на том, чтобы идти к Сулле одному, без сопровождения, и когда он обнаружил, что на некотором расстоянии от него все-таки идет Луций Декумий, стараясь не попадаться ему на глаза, он отослал его домой таким тоном, что Луций Декумий не посмел ослушаться.

— Я устал быть под вечным присмотром, когда надо мной кудахтают! — кричал он, распугивая прохожих. — Оставьте меня в покое!

Дорога была трудная, но к дому Суллы Цезарь подошел еще полный сил. Теперь он быстро шел на поправку.

— Я вижу, ты в тоге, — сказал Сулла, сидевший за столом. Он показал на laena и apex, аккуратно разложенные на кушетке. — Я сохранил их для тебя. У тебя нет запасных?

— Во всяком случае, второго apex у меня нет. Это был подарок моего замечательного благодетеля Гая Мария.