Керри Йос продолжал смотреть на него, но взгляд.его ушел в себя, словно он решал, что ему делать.

– Да оставь ты пистолет,- буркнул Станислав,

Богданов озабоченно посмотрел на "универсал", спрятал его в карман куртки, отошел от двери и сел рядом с Томахом.

Керри почесал шрамик на лбу, слабо улыбнулся.

– Ну и ситуация. Не хватало мне заботиться о вашей охране. Спасибо еще, что вы не сообщили о своих подозрениях в Совет безопасности. И что вы собираетесь делать со мной дальше?

– Ничего, - сказал Богданов, подумал, встал и вышел.

Керри посмотрел ему вслед и перевел взгляд на Томаха.

– Извини его, - хмуро сказал тот. - Не знаю, что на него наехало, обычно он сдержаннее.

– Я его понял.- Начальник отдела закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла.- Просто он не увидел другой возможности, прошел мимо, увлекшись цепью совпадений. Разгадка лежит на поверхности, Василий до нее докопался, работая с компьютером - временные парадоксы. И "звезда Ромашина", и "зеркальные перевертыши", и ваше путешествие на "Красную книгу" связаны с эффектом обратимости времени, подумайте над этим на досуге.

Томах подождал немного, кивнул, сказал:

– Ну, я пойду?

Керри Йос не ответил.

Станислав еще немного подождал, на цыпочках вышел из кабинета и перевел дух только на крыше здания. Щеки горели, было стыдно. И зябко одновременно, и было жаль Никиту за его необычную ошибку. "Впрочем, почему ошибку? - пришла вдруг здравая мысль.- А если он-таки прав? Керри-то не доказал обратного…"

Полюбовавшись безоблачным фиолетовым шатром неба. Томах вызвал по видео Филиппа:

– Ты уже дома?

– А где мне еще быть? - ответил бывший конструктор.

– Неважно выглядишь. У тебя все в порядке?

– У меня все, а вот ты явно не в своей тарелке. Получил нагоняй от Керри?

– Не в бровь, а в глаз, ясновидец ты наш. Мне просто не спится.

– Мне тоже. Сижу и зачем-то жду вызова, хотя вызова быть не должно, мы предусмотрели все, что могли предусмотреть. Ребята дежурят на полигоне, а я вот… жду.

– Честно говоря, у меня тоже на душе кошки скребут. Эксперимент завтра, в десять по московскому, а у меня "мандраж", как перед схваткой на татами. Слушай, давай еще раз проверим все на полигоне, прощупаем своими руками.

– Для очистки совести? - иронически приподнял бровь Филипп.- А впрочем, спать все равно не придется. Встретимся через час на базе. Кстати, как дела у Никиты? Подтвердились его сомнения насчет… э-э.?

– Нет,- коротко ответил Томах и выключил видео. Постояв еще несколько минут, опираясь руками на ограждение, опоясывающее площадку на крыше, и глядя на мерцание огней вокруг здания Центра, он решительно шагнул к лифту.

Травицкий закончил расчет, откинулся в кресле, глядя перед собой невидящими глазами" затем дрожащими от невероятной усталости руками снял эмкан и выключил вычислитель.

– И все же мы ошибаемся,- прошептал он, растирая лицо ладонями.- Я тоже ошибаюсь…

Прежде чем встать, он долго сидел перед пультом вычислителя и с брезгливой жалостью рассматривал свое отражение в зеркале. Перед ним сидел совсем старый, рыхлый человечек с синими от усталости и нервной перегрузки тенями под глазами и большими залысинами.

– Эк тебя! - пробормотал Травицкий с сочувствием к своему отражению.- Не хватает таким явиться на эксперимент!

Он встал, вспомнил об аптечке, достал две таблетки витмобилизатора, медленно прожевал и проглотил. Стало легче. Тогда он вызвал такси и покинул институт, высившийся на фоне лучистого сияния на горизонте темной неживей громадой.

Домой не полетел. Подумал и назвал адрес Кристины. Через сорок минут бесшумного скольжения над темным океаном парка с редкими огнями пинасс доставил его в третий округ Деснянска, к большому зданию, формой напоминавшему пшеничный колос. Отослав машину, Травицкий неизвестно зачем обошел его кругом, прошелся по речному откосу; снизу, от невидимой реки, доносился плеск волн и шуршание камыша. Травицкий поймал себя на желании оттянуть визит, рассердился и вызвал лифт, вознесший его на девятнадцатый этаж.

Дверь открыла Кристина, уютная, спокойная, одетая в домашний халат, не скрывающий ее несколько полноватых форм.

– Не поздно? - пробормотал он, стараясь улыбнуться.

Она поглядела на него, не узнавая, и по тому, как расширились ее глаза, он понял, что выглядит все так же скверно.

– Ты?! Проходи.- Кристина отступила вглубь прихожей.

– Извини, я только на минутку…- Он прошел за ней, спотыкаясь обо что-то мягкое, потом вернулся и снял обувь. Она обернулась, и Травицкий, остановившись, с жалкой улыбкой развел руками.- Понимаешь, Крис, мне плохо сейчас, вот я и пришел.

– Это я вижу,- усмехнулась она.- Приходи в зал, я уложу детей и приду.

Травицкий прошел в гостиную, потом вернулся снять куртку. Из детской доносился смех, звонкие голоса детей и ворчание Кристины.

"Ну да, дети,- подумал он почти спокойно, без обычной боли в сердце.- Живут с ней… Почему она не отдаст их в школу полного цикла? Разве можно уделять им все время? Брала бы на выходные или по вечерам, как все… странная привязанность… А, может быть, вовсе не странная, а нормальная? Любовь матери?"

Он на цыпочках проскользнул в гостиную и сел в свое любимое кресло, принявшее его в объятия, как старого друга.

"Три года прошло… я был здесь три года назад… и четыре, и семь, и одиннадцать, и ничего не изменилось… кроме обстановки… и не изменится… Почему она не выходит замуж? Ей же всего сорок три… Впрочем, я ведь тоже до сих пор не нашел пары… Странно, что я никогда об этом не задумывался, просто жил и все. Может быть, она ждала моего слова? Нет, нет,- вспомнил он,- дети - вот главное, что удерживало меня… и ее. Дети не мои, это всегда казалось мне главным… хотя теперь кажется, что я ошибался. Какая разница, чьи дети, если она мне нужна? Несмотря ни на что… Вероятно, я что-то упустил из виду. Когда? Три года назад? Одиннадцать, когда появились дети? Когда все,еще можно было поправить?.."

Кристина с подносом в руках, на котором лежали бутерброды и дымился в бокалах голубоватый лунный кофе, вошла в комнату, освещенную рассеянным светом вечернего бра, остановилась. Травицкий спал. Голова его сползла на валик кресла, лицо было измученное, осунувшееся, с черными тенями под глазами, губы вздрагивали, словно он с кем-то разговаривал во сне и морщился при этом. И было ему плохо, так плохо, что хуже не бывает.

Кристина поставила поднос на столик, села рядом и тихо, почти неощутимо коснулась рукой его лба. Травицкий вздрогнул, брови его страдальчески изогнулись, но он не проснулся.

"Он же совсем один! - подумала она вдруг, ужаснувшись.Он всегда плохо сходился с людьми, и все это время был один, а работа - не отдушина для сердца…"