— Ты все еще не отступился от своей затеи? — спросил он.

— Нет, — твердо ответил Рейстлин.

Танис покачал головой. У него под глазами залегли синие круги, и выглядел он усталым и измотанным. — Я не одобряю всего этого.

— Никто тебя и не просит, — парировал Рейстлин.

Наступила тяжелая тишина. Карамон покраснел и прикусил губу, стыдясь за слова брата, но не решаясь сказать что–либо из преданности ему. Стурм неодобрительно посмотрел на Рейстлина, тем самым безмолвно напомнив ему, что старших следовало бы уважать. Тас собирался начать очередной рассказ о дядюшке Пружине, но не мог вспомнить ни одного подходящего, так что он молчал, озабоченно ерзая на стуле. Кендер беззаботно вбежал бы к дракону в пасть, не моргнув глазом, но когда его друзья ссорились, он чувствовал себя глубоко несчастным.

— Ты прав, Рейстлин. Меня никто не просит, — сказал Танис. Он повернулся, чтобы выйти из палатки к новым покупателям.

— Танис, — позвал Рейстлин. — Прости меня. Я не имел права говорить с тобой, как со старшим по годам, таким тоном, как, несомненно, рыцарь мог бы мне напомнить. Я могу привести в свое оправдание лишь то, что сегодня вечером мне предстоит очень трудное дело. И я хочу напомнить тебе и всем здесь, — его взгляд проскользнул по ним всем, — что, если я потерплю неудачу, то я один и буду отвечать. Никто из вас не будет вовлечен в это.

— И все же я не уверен, осознаешь ли ты, на какой риск идешь, — убежденно сказал Танис. — На этой ложной религии наживают деньги Джудит и ее сообщники–жрецы. Разоблачив их, ты подвергнешься большой опасности. Мне кажется, тебе лучше отказаться. Пускай другие занимаются ею.

— Да, — сказал Флинт, входя в каморку, чтобы положить новую порцию выручки в коробку. Он расслышал последнюю часть разговора. — Если хочешь услышать мой совет, паренек, чего ты, впрочем, никогда не хочешь, то я скажу, что нам не надо в это соваться. Я раздумывал об этом прошлой ночью, и, знаешь, после того, как ты мне рассказал о той бедной девушке, у которой умерла дочка, и о том, как люди издевались над ней… после этого я решил, что жители Гавани и бельзориты стоят друг друга.

— Ты не можешь говорить серьезно! — запротестовал потрясенный Стурм. — По Мере, если кто–то знает о том, что закон нарушается, но не делает ничего, чтобы прекратить это, то он сам виновен в преступлении закона. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы остановить эту жрицу–мошенницу.

— Мы можем сделать это, сообщив о ней соответствующим властям, — заспорил Танис.

— Которые нам не поверят, — заметил Карамон.

— Я думаю…

— Хватит! Я принял решение, — рявкнул Рейстлин, чувствуя, что доводы спорщиков подтачивают основу его выстроенных планов и заставляют его самого сомневаться. — Я сделаю так, как собирался. Те, кто хочет помочь мне, могут это сделать. Те, кто не хочет, свободны заниматься своими делами.

— Я помогу, — сказал Стурм.

— И я, — преданно сказал Карамон.

— И я, я тоже! Я же ключ ко всему! — Тас запрыгал было от возбуждения, но обнаружил, что прыгать вместе со стулом, к которому ты привязан, не так–то легко. — Не сердись, Танис. Будет весело!

— Я не сержусь, — сказал Танис, устало улыбаясь. — Я даже рад, что вы, молодые люди, желаете рискнуть ради дела, которое считаете правым. Надеюсь, вы делаете так именно по этой причине, — прибавил он, глядя на Рейстлина.

«Не суй нос в мои мотивы, — посоветовал полуэльфу Рейстлин про себя. — Тебе их не понять. Если я достигну результата, который оставит тебя довольным и окажется выгодным для остальных, то какая тебе разница, почему я делаю то, что делаю?»

Раздраженный, он повернулся, чтобы уйти, но тут вошла Кит. Отпихнув локтем пару посетителей, обиженно посмотревших на нее, она прошла за прилавок и через дверь в каморку, где все собрались.

— Все здесь, насколько я вижу. Ну что, пойдем скормим Джудит ее змеям? — спросила она, улыбаясь до ушей. — Кстати, братишка, я среди избранных. Я попросила разрешения поговорить с нашей умершей матерью, и Высокая Жрица милостиво не отказала мне в моей просьбе.

Это не входило в планы Рейстлина. Он понятия не имел, что было на уме у Кит, но прежде чем он открыл рот, чтобы задать вопрос, она приобняла Таниса, погладила его плечо:

— Пойдешь ли ты сегодня с нами, чтобы помочь, любовь моя?

Танис отстранился.

— Ярмарка не закрывается до темноты, — сказал он. — У меня будет много работы.

Кит прижалась к нему снова, нежно покусывая его за ухо.

— Неужели Танис все еще злится на Китиару? — игриво спросила она.

Он осторожно отодвинул Кит от себя.

— Не здесь, — сказал он и добавил вполголоса: — Нам о многом нужно поговорить, Кит.

— О, ради всего… Поговорить! Ты только этим и занимаешься! — вспылила Кит. — Говорить, говорить, говорить, как прошлой ночью. Да, я солгала тебе! Придумала маленькую безобидную ложь! Это не в первый раз, и не в последний. Я уверена, что и ты мне немало лгал!

Танис побледнел.

— Ты же не серьезно, — тихо сказал он.

— Нет, конечно нет. Не серьезно. Я все время говорю то, чего на самом деле не думаю. Я лгунья. Спроси кого хочешь.

Кит раздраженно обошла стол, пнув Карамона походя, когда он не успел убраться с ее пути. — А как насчет остальных, вы идете?

— Развяжите кендера, — приказал Рейстлин. — Стурм, ты отвечаешь за Таса. А ты, Тас, — он пронзил кендера суровым взглядом, — ты должен делать все в точности как я скажу. Если не будешь, то это тебя сегодня скормят гадюкам.

— Ух ты–ы, как интере… — Тас понял, что это нежелательный ответ, по быстро сдвигающимся бровям Рейстлина. Кендер тут же стал серьезным. — Я хочу сказать, да, Рейстлин. Я буду делать все, что ты мне скажешь. Я даже не буду смотреть на змей, если ты мне не разрешишь, — добавил он, считая последнее обещание верхом самопожертвования.

Рейстлин подавил вздох. Он мог видеть гигантские просчеты в своем плане, мог навскидку составить список всего, что может пойти не так и разрушить весь замысел. Во–первых, он полагался на кендера. Одно это любой здравомыслящий человек назвал бы полным безумием. Во–вторых, он доверял многое будущему рыцарю, который ставил честь и доблесть превыше всего, в том числе превыше здравого смысла. В–третьих, он ничего не знал о том, что замышляла Китиара, и это, возможно, было самым страшным просчетом, который мог погубить их всех.

— Я готов, Рейст, — твердо сказал Карамон. Его безоглядная преданность придала уверенности его брату, но тут Карамон испортил все впечатление, самодовольно подергав за воротничок рубашки и прибавив: — Я не буду дышать дымом. Я нарочно надел такую большую рубашку, чтобы можно было натянуть ее на голову.

Рейстлина посетило видение Карамона, входящего в храм с рубашкой на голове. Он закрыл глаза и мысленно принялся молить богов — богов магии и всех истинных богов — не оставлять его.