Джек поднял руку.

— Потрудитесь напрячь свою память.

Крестер уступил, но самую малость.

— А если и я, что с того?! Она сама захотела… французская шлюшка. И, держу пари, получила удовольствие. Этих вещей многие даже не замечают. Просто девчонка сделалась женщиной, вот и все.

Ате, молча наблюдавший за ними, презрительно фыркнул.

— Многие, может быть, и не заметили бы. Но не она. И не я.

— В конце концов, за это не вешают, — вспыхнул Крестер. — Так что, Джек Абсолют, можешь поцеловать меня в зад. Ну, давай! Что ты медлишь? Убей меня, и покончим на том!

— Я мог бы, — сказал, снизив голос до шепота, Джек. — Я долго мечтал найти тебя и прикончить. Отомстить тебе за все удары исподтишка, за каждый тумак, за каждую розгу, которой твой отец полосовал мою спину. Но больше всего за то, что ты сделал с несчастной Клоти. Надругавшись над ней, ты разрушил все светлое в наших жизнях. Ты изменил их ход. Она вышла замуж за нелюбимого, а я… я и впрямь стал убийцей. На этих руках, — он разжал и вытянул чуть дрожащие пальцы, — теперь достаточно крови. Но это кровь достойных противников, настоящих бойцов и мужчин. И я не стану мешать ее с твоей подлой кровью. Чтобы не осквернять память павших в бою.

Он долго смотрел в глаза Крестера, пока тот не опустил их. Потом выпрямился и обернулся к Ате:

— Ты готов?

Ате, кивнув, принялся выкладывать из мешка то, что они наметили здесь оставить. Джек комментировал его действия.

— Пеммикан, — сказал он, показывая на довольно большой плотный шар медвежьего жира. — Если вы не будете слишком прожорливы, его должно хватить на два дня. Кремень, котелок, моток веревки и нож.

Крестер тупо уставился на жалкую кучку.

— И что же я должен со всем этим делать?

Перед тем как ответить, Джек выдержал паузу.

— Выживать.

У Крестера отвисла челюсть.

— Ты… ты хочешь бросить меня? Оставить здесь? С дикарем и какой-то дрянью? — Не получив ответа, он выкрикнул: — Как? Как тут можно выжить? Без огня, без еды и без крова?

— Дикарь знает как. Тебе просто придется предложить ему что-нибудь, чтобы он обучил этому и тебя.

Закончив свое назидание, Джек пошел прочь. Ате, прошептав что-то на ухо Сегунки, присоединился к нему.

— Ты ничего не забыл, Дагановеда?

Джек какое-то время смотрел на него, потом неожиданно вспомнил.

— Ну разумеется. — Он вновь пошел к Крестеру, беззвучно хватавшему губами воздух. — У меня есть для тебя еще кое-что.

В глазах Крестера вспыхнули огоньки.

— Пистолет?

— Нет, — ответил Джек. — Кое-что посерьезней.

И уронил к его ногам мятый, зачитанный томик.

Уезжая, Джек с Ате так хохотали, что с трудом работали ветками болиголова, заметая свои следы.

Через сутки они оказались в месте слияния двух вытянутых долин. Одна вела на восток, вторая делала поворот к югу. Снег почти прекратился, и в бледно-розовом свете закатного солнца они стали устраиваться на ночлег. Пока Ате разводил костер и сооружал из березовых веток примитивный шалашик, Джек закинул снасть в пробитую бурным течением полынью. Его добыча, как и остатки пеммикана, составила их ужин.

Они опять посмеялись, вспоминая оставленную в лесу парочку.

— Интересно, они уже освободились?

— От моих узлов? — Ате улыбнулся. — Если действовали сообща, то давно. Если же каждый решил положиться лишь на себя, то все еще мучаются.

Джек фыркнул.

— А что будет с ними потом? Они выживут? Погибнут? Поубивают друг друга?

Ате пожал плечами.

— Это решит судьба. Не ты и не я.

Джек вздохнул.

— Как ты думаешь, они прочтут пьесу?

Ате, возившийся у костра, поднял взгляд.

— Мне кажется, они съедят все страницы — одну за другой.

Это вновь рассмешило их, потом оба умолкли, уставившись на огонь.

— Ате, — наконец сказал Джек. — Завтра утром…

Могавк решительно перебил его:

— Завтра ничего особенного не произойдет. Просто мы оба вернемся на свои тропы.

— Если ты не поедешь со мной. — Джек подался вперед. — Ты ведь хотел увидеть Англию.

— Страну Шекспира?

Решительность в глазах Ате уступила место раздумью.

— Да, но там еще много всего. — Джек смотрел через пламя на друга. — Я все покажу тебе. Ты поразишься тому, что увидишь.

Ате отвернулся, покосился на небо.

— Я думал об этом, Дагановеда. Мне бы хотелось поехать с тобой.

— Тогда решено?

— Нет, я останусь. Хотя меня, разумеется, влекут туда как помыслы, так и чувства.

— Ты когда-нибудь прекратишь цитировать эту паршивую пьесу?

Ате покачал головой.

— Именно поэтому я и не могу ехать с тобой. Мне нечего больше цитировать, понимаешь?

— О чем ты толкуешь?

— Ты научил меня кое-чему. Но этого слишком мало, чтобы встретиться с чужим миром. — Он погрустнел, потом вскинул голову. — Но сейчас французы разбиты, эта война закончилась. А мой дядя, Уильям Джонсон, каждый год посылает ребят в школу. В Коннектикут. Возможно, он пошлет и меня. Тогда я буду все знать. И приеду к тебе. — Пряча глаза, он добавил: — Я приеду, Дагановеда.

Джек кивнул.

— Значит, завтра мы расстаемся.

— Если только…

— Если?

— Если только ты не захочешь поехать со мной. — Ате произнес это неожиданно горячо. — Ты знаешь, как живут в Англии. И знаешь кое-что и о нас. Даже много. А узнав больше, сможешь стать настоящим могавком. Из рода волка. Я помогу тебе. Едем со мной.

Джек долго смотрел в огонь. А почему бы и нет? Мысли о Лондоне и грели его, и пугали. Он привык к лесу, полюбил привольную жизнь. У него есть друг, который тоже все это любит. Человек, которому он не раз спасал жизнь и который не раз спасал жизнь ему. Да и дурацкий клич надо бы все же освоить.

Он усмехнулся и покачал головой.

— Я не могу. Я получил приказ и, если не подчинюсь ему, стану предателем, дезертиром. Я принес клятву верности своей родине, своему королю и обещал отцу беречь честь своего рода. Кроме того, это страна, которую я люблю и где живут люди одной со мной крови.

Вновь повисло молчание, треск огня сделался неожиданно громким. Через какое-то время Ате встал и, обойдя костер, взял Джека за руку. Тот, удивленный такой вольностью со стороны обыкновенно сдержанного и не склонного афишировать свои чувства индейца, поднялся на ноги и встал рядом с ним.