— Даже если это означает, что Малис спалит всех нас заживо? — спросил Мирроар.

— Да, — решительно сказал Палин.

— Оставь меня на некоторое время. Я должен подумать.

— Только недолго, — предупредил его маг. — А то, пока драконы думают, мир может измениться.

Мирроар мучительно пытался привести в порядок свои мысли. Слова Палина напомнили ему о тех временах, когда драконы Света мирно дремали у себя в пещерах, не обращая ни малейшего внимания на войны, бушевавшие в мире. Они любили произносить напыщенные, поучительные речи о том, что Зло поглощает само себя, а Добру всегда воздается сторицей. И пока они разглагольствовали, Владычица Тьмы похитила их яйца и убила еще не родившееся драконье потомство...

Ветер неожиданно сменился на западный. Мирроар принюхался и ощутил слабый запах крови и серы.

Малис.

Драконица была еще далеко, но она летала так быстро...

Запертый в темнице вечной слепоты, Мирроар слышал, как люди бойко обсуждали предстоявшую битву, и испытывал искреннюю жалость к ним, понятия не имевшим об истинных масштабах того Зла, которое сейчас стремительно приближалось к городу...

Серебряный дракон отправился в Храм. Он шел медленно, стараясь прощупывать посохом каждый сантиметр, но это не помогало, и он то и дело натыкался на людей, застревал среди стволов деревьев или оказывался в каких-то зарослях. Солдаты бранили его, некоторые даже пинали. Солнце постоянно светило Мирроару в левую щеку, подсказывая ему, что он двигается в верном направлении. Однако, по его расчетам, он давно уже должен был достичь входа. Серебряному дракону вдруг стало страшно — он понял, что сбился с дороги. Храм находился где-то на самой вершине холма, но теперь дракон не знал, как до него добраться.

Он проклял свою беспомощность и остановился, прислушиваясь к разговорам прихожан в надежде сориентироваться по ним. Внезапно кто-то прикоснулся к его руке.

— Господин, вы, кажется, заблудились. Я могу вам помочь?

Голос принадлежал девушке, и, судя по неровным, сдавленным звукам, она недавно плакала. Мирроар с удивлением почувствовал, что ее ладонь была вся в мозолях — мозолях человека, который часто орудует мечом. Женщина — Рыцарь Тьмы! Странно, что она снизошла до него. Вот только почему у нее соламнийский акцент? А может, она и была соламнийкой и именно поэтому обратила на него внимание — ведь нелегко выкорчевать из сердца старые добродетели...

— Спасибо, дочка, — пробормотал он смущенно, старательно разыгрывая роль убогого нищего. — Я хочу, чтобы кто-нибудь проводил меня в Храм, где я смогу найти утешение.

— Вы не один этого хотите, — вздохнула она и, зажав руку Мирроара в своей, медленно повела его к святилищу. — Я тоже нуждаюсь в утешении.

Он ощутил, как по телу девушки пробежала мелкая дрожь.

— Боль ослабевает, когда ее разделяют, — мягко сказал Мирроар. — Я никудышный зритель, но хороший собеседник.

Говоря это, он вдруг услышал своим драконьим слухом биение огромных крыльев. Запах Малис усилился. Мирроару нужно было срочно принимать решение.

Однако он не спешил: серебряный дракон слишком долго жил в мире, а потому верил в царившие в нем закономерности. Эта девушка подошла, тронутая жалостью к нему, беспомощному и одинокому. Значит, и он не имел права пройти мимо ее горя.

Они ступили на порог Храма. Вытянув вперед руку, Мирроар принялся тщательно обследовать ею все находившиеся перед ним предметы, пока наконец не нашел нужного.

— Здесь.

— Но это не алтарь, — возразила она. — Сейчас вы прикоснулись к саркофагу. А до алтаря еще пара шагов.

— Я знаю. Все правильно. Понимаешь, эта женщина была моим другом.

— Золотая Луна?

— Да, я проделал нелегкий путь, чтобы проститься с ней.

В это время до слуха Мирроара донесся взволнованный голос Палина:

— Опомнись! С этой девушкой нельзя откровенничать! Она — бывший Соламнийский Рыцарь, переметнувшийся на сторону сил Тьмы.

— Дай мне пять минут. Вот все, о чем я прошу, — тихо сказал Мирроар.

— Вы можете быть с ней, сколько хотите, — пожала плечами Одила, думая, что он обратился к ней. — Хотя до прибытия Малис осталось уже совсем недолго...

— Ты веришь в существование Единого Бога? — поинтересовался Мирроар.

— Да, — ответила она вызывающе. — А вы нет?

— Я верю в существование Такхизис. Я признаю ее как Богиню, но не служу ей.

— Разве такое возможно? — изумилась Одила. — Если вы верите в Такхизис и признаете Ее в качестве Богини, то и служить Ей тоже должны.

— Мое объяснение превратилось бы в длинную историю. Ты была рядом с Золотой Луной в момент ее гибели?

— Нет. — Голос Одилы смягчился. — С ней находилась только Мина.

— Не только. Есть и другие свидетели. Маг по имени Палин Маджере все видел и слышал разговор, во время которого Такхизис предстала в своем истинном обличье перед той, что в течение долгих лет являлась ее злейшим врагом. Каким злорадством она, наверное, светилась, когда Мина сказала своей приемной матери, что магия сердца, способная исцелять и созидать, была вручена ей именно Владычицей Тьмы и, стало быть, не могла исходить от сил Света. Такхизис хотела убедить Золотую Луну последовать за ней, пообещав ей за это жизнь, молодость и красоту. Но та отказалась служить Богине, приносившей миру боль и скорбь. Тогда Владычица пришла в ярость и вернула Золотой Луне прожитые годы, превратив ее в дряхлую старуху. Она хотела, чтобы непокорная женщина умерла в отчаянии, осознавая полную победу Тьмы над миром. В последний момент Золотая Луна произнесла слова молитвы...

— Такхизис? — неуверенно спросила Одила.

— Нет, Паладайну. Она умоляла простить ее за слабость и воскресить в ней утраченную веру.

— Но зачем же она молилась Паладайну, зная, что он все равно не сможет ей ответить?

— Она и не ждала ответа, девочка. Она знала его, ибо всегда хранила мудрость Паладайна в своем сердце. И хотя ей уже было не суждено снова увидеть самого Бога Света, услышать его голос и получить его благословение, он продолжал жить в ее душе. Золотая Луна понимала, что Такхизис лгала, поскольку бескорыстно творимое добро не могло принадлежать силам Тьмы. Эти чудеса были рождены верой в Паладайна.

— Для меня уже слишком поздно, — вздохнула Одила. — Я не заслуживаю прощения. Потрогай. — Взяв руку Мирроара, она положила ее себе на ладонь. — Шрамы. Свежие шрамы, нанесенные священным Копьем. Я прикоснулась к нему и была наказана за это.

— Кто наказал тебя, дочка? — улыбнулся слепой. — Владычица Такхизис? Или правда, все еще живущая в твоем сердце?

Одила молчала.

А Мирроар вдруг почувствовал невероятное облегчение: теперь он точно знал, что ему следовало делать.