Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отца Ребекки? — потрясенно спросил Уилл.
— Замечательно, — прохрипел Кэл.
— А почему это так важно? Что… — начал Уилл, но Имаго перебил его.
— Стигийцы ничего не прощают. Они будут преследовать вас повсюду. Любой, кто укроет вас, в Верхоземье, в Колонии или даже в Глубоких Пещерах, рискует жизнью. Ты знаешь, что у них свои люди по всей поверхности. — Имаго почесал живот и нахмурился. — Но если Тэм был прав, то теперь все гораздо хуже. Вы сами не представляете, в какой вы опасности. Теперь вы для них меченые.
Уилл попытался переварить услышанное. Он покачал головой. До чего же все нечестно, несправедливо!
— Получается, если я вернусь в Верхоземье, придется жить в бегах. А если я пойду к тете Джин…
— Можешь считать, что она уже мертва, — Имаго беспокойно заерзал на пыльном каменном полу. — Вот так.
— А ты что собираешься делать, Имаго? — спросил Уилл. У него до сих пор не укладывалось в голове, насколько изменилась его жизнь за последние дни.
— Вернуться в Колонию я, ясное дело, не могу. Но ты за меня не беспокойся. Главное — с вами разобраться, ребята.
— Но что мне делать? — спросил Уилл.
Он посмотрел на Кэла, уставившегося в отверстие в полу, потом снова на Имаго. Тот только пожал плечами. Уиллу стало еще хуже. Он был в тупике. Он как будто участвовал в игре, в которой правила объясняли только после того, как их нарушишь.
— Ну, наверное, мне все равно нечего делать в Верхоземье. По крайней мере, сейчас, — пробормотал мальчик, наклонив голову. — И мой папа где-то там… внизу.
Имаго подтащил к себе сумку и стал в ней рыться. Наконец он достал что-то, завернутое в обрывок рогожи, и протянул Уиллу.
— Что это? — негромко спросил Уилл, разворачивая ткань. Из-за жуткой путаницы в голове он не сразу сосредоточился на том, что держит в руках.
Это был плотный приплюснутый комок бумаги, умещавшийся на ладони. Судя по рваным и неровным краям, он какое-то время пролежал в воде, а потом высох, и бумага слиплась, как папье-маше. Уилл вопросительно посмотрел на Имаго, но тот промолчал, и мальчик начал снимать верхние слои, словно чистил старую луковицу. Подцепляя края ногтями, он скоро разделил все обрывки бумаги и разложил в ряд, чтобы рассмотреть при свете сферы.
— Не могу поверить! Это папин почерк! — изумленно и радостно воскликнул Уилл, безошибочно узнав на некоторых листках каракули доктора Берроуза. Бумага была заляпана грязью, синие чернила расплылись, но кое-что еще можно было разобрать.
— «Я продолжу», — прочитал Уилл на одном из обрывков и тут же принялся перебирать остальные, изучая их один за другим.
— Нет, тут все размазано, — бормотал он. — И тут тоже… А это… не знаю… только отдельные слова… непонятно… так… а здесь написано «День 15»!
Мальчик повертел в руках еще несколько листков и вдруг замер.
— Здесь, — воскликнул он, поднося обрывок к свету, — здесь написано про меня!
Он поглядел на Имаго и прочел дрожащим голосом: «Если бы мой сын Уилл…» Он озадаченно перевернул бумажку, но на обороте ничего не было.
— И что папа имел в виду? Что я должен был сделать? А может, сделал не так?
И Уилл беспомощно посмотрел на Имаго.
— Я-то откуда знаю, — сказал тот.
Уилл просиял.
— Неважно. Главное — он думает обо мне. Он меня не забыл. Может, он надеется, что я рано или поздно пойду следом за ним и найду его. — Он энергично закивал, убеждаясь в своей правоте. — Да, точно… именно так!
Но тут кое-что пришло ему в голову и отвлекло от радостных мыслей.
— Имаго, это страницы из папиного дневника. Откуда они у тебя? — Уилл сразу же предположил самое худшее. — Что с ним?
Имаго задумчиво потер подбородок.
— Я не знаю. Тэм же говорил тебе, что он уехал по Вагонетной дороге, — он указал большим пальцем в сторону отверстия в полу и продолжал: — Твой отец где-то там внизу, в Глубоких Пещерах. Скорее всего.
— Хорошо, но откуда это у тебя? — нетерпеливо спросил Уилл, сжимая в руках обрывки бумаги.
— Где-то через неделю после появления в Колонии твой отец забрел на окраину Трущоб. Там на него напали, — тут в голосе Имаго появились нотки недоверия. — Если верить рассказам, он приставал к людям на улицах с разными вопросами. А в тех местах не любят, когда кто-то, тем более верхоземец, сует нос не в свое дело. Вот его и решили проучить. Говорят, он просто упал на землю, даже не пытался сопротивляться. Похоже, это и спасло ему жизнь.
— Папа, — проговорил Уилл со слезами на глазах, представляя себе эту картину. — Бедный старый папка.
— Ну, ничего страшного с ним не случилось. Я слышал, что он потом ушел оттуда на своих двоих. — Имаго потер руки и заговорил более серьезным тоном. — Но это к делу отношения не имеет. Скажи мне, что ты собираешься делать. Мы не можем сидеть тут всю жизнь. — Он посмотрел на каждого из мальчиков. — Уилл? Кэл?
Братья помолчали.
— Честер! — воскликнул вдруг Уилл.
Он не мог поверить, что из-за всех остальных событий совсем позабыл о друге.
— Что бы ты ни говорил, я возвращаюсь за ним, — решительно сказал он. — Я перед ним в долгу.
— С Честером все будет в порядке, — сказал Имаго.
— Откуда ты знаешь? — выпалил Уилл в ответ.
Имаго только улыбнулся.
— Где он? — спросил Уилл. — У него точно все хорошо?
— Поверь, — загадочно произнес Имаго.
Уилл посмотрел ему в глаза и понял, что великан говорит правду. В эту секунду у него как будто гора с плеч свалилась. Мальчик сказал себе, что если кто и может спасти его друга, так это Имаго. Он глубоко вдохнул и поднял голову.
— Тогда я выбираю Глубокие Пещеры.
— Я с тобой, — быстро вставил Кэл.
— Вы оба в этом уверены? — спросил Имаго, строго глядя на Уилла. — Там настоящий ад. Лучше бы возвращался в Верхоземье, там ты хотя бы все знаешь.
Уилл покачал головой.
— У меня остался только папа.
— Ну что ж, если ты так хочешь… — тихим мрачным голосом произнес Имаго.
— Нам теперь нечего делать в Верхоземье, — ответил Кэл, поглядев на брата.
— Значит, решено. Вот и ладненько, — сказал Имаго, взглянув на часы. — А теперь поспите. Вам понадобится много сил.
Но уснуть никто не мог, и в конце концов Имаго и Кэл заговорили о Тэме. Имаго стал пересказывать мальчику истории о приключениях его дяди, порой тихонько посмеиваясь, и Кэл тоже не мог удержаться от смеха, как ни грустно ему было. Имаго явно успокаивали воспоминания о проделках, которые он устраивал в юности вместе с Тэмом и его сестрой, всякий раз изловчаясь перехитрить стигийцев и уйти от наказания.