Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не-а, — насмешливо ухмыльнулась Марта. — Рождество же! Сегодня Хабби заправляет. А то мой муж стал слишком мягкотелым. Он разленился за моей спиной. И, кажется, перестал понимать, что почем. — Марта громко икнула.
— Марта, а вы не видели Баптиста Штенке из форта Святого Джона, высокого такого, владельца «чероки»?
— Конечно, видела, солнышко. А что? Хотите прокатиться?
— Ну да.
— Так катайтесь на «бьюике», который я вам дала. Он-то чем плох?
— В том месте, куда я хочу попасть, нет дорог.
— Так что ж вы сразу не сказали? — сварливо спросила Марта. — В последний раз я видела этого пилота в «Медвежьей берлоге». Но учтите, он уже изрядно нагрузился спиртным.
Давид пошел прочь, и Марта крикнула ему вдогонку:
— Эй, не хотите потягаться со мной в распиливании бревна? Я в этом сильна! — Он улыбнулся, оглянувшись на сбитую маленькую фигурку, крепко стоящую на широко расставленных ногах. Она ни на мгновение не сомневалась в своих силах. — Хотя эти руки ни на что не годны, разве что пошалить. — Она громко расхохоталась, указывая на его забинтованные руки людям, стоящим вокруг нее.
Давид нашел Баптиста Штенке в «Медвежьей берлоге». Тот сидел за столиком и печально смотрел на двух женщин в платьях с оборками и сетчатых чулках — то ли актрис, то ли посетительниц, которые отплясывали канкан на одном из столиков. Рассмотрев их поближе, Давид решил, что они все же посетительницы. Хотя представление само по себе было неплохим, можно сказать, зрелищным, девушки были определенно староваты для этой профессии, чересчур широкозады и к тому же обе были пьяны. Тем не менее десятки мужчин толпились вокруг, смотрели с вожделением и аплодировали.
— Простите, мистер Штенке, можно с вами поговорить?
Баптист Штенке медленно повернул голову. Он пытался сфокусировать взгляд на лице Давида, но ему это никак не удавалось, поэтому он закрыл глаза.
— О чем?
— Вы можете отвезти меня завтра на Черную Реку?
— Черт! Это ж так далеко! — Баптист стоически вздохнул. — Во сколько?
— Чем раньше, тем лучше, — ответил Давид с возросшим оптимизмом. — Если вы очухаетесь к утру.
* * *
Двойняшек поселили в комнату рядом с Давидом. Он покинул их в девять часов, когда они играли с Тилли в скребл за кухонным столом, на котором стояли остатки обильного завтрака. Из-за его отъезда они особо не расстроились и вообще едва оторвали взгляд от игры.
— Послушай, Марк, — Давид потянул мальчика за рукав свитера. — Я хочу напомнить, что Хогг придет сюда сегодня вечером. Он просто хочет повидаться и поговорить. Кое-что объяснить. Вам необязательно что-то решать. Как я уже говорил, вы можете оставаться здесь, сколько захотите.
— Вот я еще не готова, — раздраженно сказала Миранда, — и хочу остаться здесь с Тилли. Вроде как оправиться…
— Марк? — Давид легонько потряс мальчика за плечо. — Ты в порядке?
Марк повернулся и посмотрел Давиду в глаза:
— В порядке ли я? Ты что, шутишь? Только из-за того, что мы дети, взрослые нас пихают от одного к другому. По крайней мере, моя чертова мамаша ушла с дороги. Один — ноль, — он оглянулся вокруг, — и еще десять тысяч осталось.
— Пусть остаются… еще на немного, — твердо сказала Тилли, избегая взгляда Давида.
— Тилли, я тебя не имел в виду, поняла? — тихо сказал Марк, повернувшись к ней.
Они обменялись понимающими взглядами. Давиду было приятно видеть, что Марк способен на теплое отношение к какому-то человеческому существу, помимо своей сестры. Если диагноз Иена в отношении Шейлы как психопатки верен, то ее устранение пойдет на пользу детям, хотя она, несомненно, успела сильно навредить им.
Тилли тоже, очевидно, была рада скрасить свое одиночество. Эти трое, казалось, вопреки всему тянулись друг к другу. Давид посмотрел на них с неожиданной нежностью; им очень не повезло, они были лишены даже подобия нормальной семейной жизни. Но в этих детях чувствовалась выносливость. Прошло всего несколько часов после ужасной сцены с их матерью, а они уже нормально болтали и объедались за обедом, который заботливо приготовила Тилли. Они уже знали о самоубийстве Иена, об обвинениях, выдвинутых против их матери, о том, что Хогг подал в отставку. Знали, что он их настоящий отец хочет стать их опекуном.
А Тилли… Вся ее жизнь строилась вокруг ее бизнеса и необходимости защищать себя от посягательств мужчин-хищников. Она была истинной дочерью Севера — сильной, выносливой, замужем за тяжелой работой, но все еще женственной. Давид с угрызением совести вспомнил, как он отверг ее попытки соблазнить его. Он не хотел поступать с ней так несправедливо, но зашел слишком далеко и не знал, как выйти из этой ситуации тактично.
— Спасибо, Тилли. — Повинуясь импульсу, он подошел к ней и крепко поцеловал в лоб. Их глаза встретились на какое-то короткое мгновение. Потом он подошел к Миранде, которая подставила ему щеку для поцелуя, не отрывая взгляда от букв, и коротко обнял Марка за плечи. Давид отправлялся в путешествие, мысли о котором не давали ему уснуть этой ночью.
Баптист ждал его в гостинице, как и договаривались. Веки его сильно опухли, а алкоголь буквально сочился изо всех пор, создавая ауру токсичного испарения вокруг тела. Хотя было видно, что Баптист пытался привести себя в порядок: он был свежевыбрит, а длинные черные волосы влажны и зачесаны назад с широкого нависающего лба.
— Значит, все готово? — спросил он усталым монотонным голосом. Они пошли к его пикапу — до летного поля было миль пять. — Это будет стоить семьсот долларов, вас это устраивает? — спросил он. — В одну сторону.
— Отлично, — ответил Давид, не имевший представления, чего ожидать. — Но я могу задержаться на день-два.
— Я могу подождать, если там условия позволяют, — согласился здоровяк. — Там сухой закон?
— Думаю, да, — ответил Давид, радуясь тому, что хоть один перелет будет на трезвую голову. — Во всяком случае, был, когда я летал туда в прошлый раз. Но учтите, это было много лет назад.
Время полета с трудом вписывалось в те пару часов, когда было светло. Это было относительно безопасно, так как пилот был опытный, но ему доставляло удовольствие рассказывать Давиду, что он знаменит по всей западной Арктике тем, что был списан с трех самолетов…
Давид почти не вспоминал о том, что боится летать, — они летели так низко над землей, что можно было наблюдать за одинокими медведями, лосями и стадами карибу, которые бросались прочь, испуганные шумом самолета. Лес становился все реже, деревья по берегам замерзших рек все ниже и тоньше, и, наконец, они уже летели над пустынной тундрой, простиравшейся, казалось, на сотни миль, — плоской и унылой, как ничто другое на земле. Единственные живые существа, встретившиеся им на пути, — стадо из десяти овцебыков, которые бросились наутек, испуганные шумом мотора «чероки». Они бежали, плотно прижимаясь друг к другу, их косматая длинная шерсть развевалась в грациозном медленном движении. А еще дальше, на берегу Северного Ледовитого океана, одинокий белый медведь неуклюже брел по просторам слепящего снега.