– Может, там толпа строителей, пытающихся завершить проекты до начала снегопадов, – предполагает Карин, – поэтому все работают в две смены или типа того.

– Может быть, – я вздыхаю. – Но дело не только в том, что он реже бывает рядом. Он отстраненный и молчаливый больше, чем обычно. Кажется, будто он хочет сказать мне что-то, но боится, как я это восприму.

– Просто откройся и скажи, что любишь его, – приказывает Хоуп, маша на меня вилкой. – Я вообще в шоке, что ты еще не сорвалась и не сделала этого. Хотя бы эсэмэской или как-то так.

– Мне тяжело, – признаюсь я. – Позавчера он потянулся за стаканом воды, его рубашка соскользнула, и я чуть не упала на колени перед ним от желания. А когда он с Джейми? Это почти невыносимо. Как-то он сидел на диване и кормил ее. Я начала было говорить «я люблю тебя», но одернула себя, когда уже сказала первые слова. Так что получилось «я люблю твои носки».

– Я люблю твои носки? – вскрикивает Карин.

– Это ужасно нелепо, знаю.

– Почему просто не сказать ему?

– Потому что, если скажу, он почувствует, что связан со мной. Он такой честный и достойный, что даже не посмотрит на других женщин в моем присутствии.

– Ну тогда прямо спроси, встречается ли он с кем-то. Если ответит «нет», тогда дай ему понять, что хочешь его всего себе, – советует Карин. – А если – «да», то, по крайней мере, будешь знать. Это лучше, чем сводить себя с ума догадками.

– Конечно, лучше, – соглашается Хоуп.

Я натянуто им улыбаюсь и меняю тему, попросив Карин рассказать о крутом бородатом ассистенте преподавателя, с которым она сейчас встречается. Подруга с радостью соглашается, хотя все эти разговоры о сексе напоминают, как мало его у меня в последнее время. До рождения ребенка было сложно найти удобную позицию, а теперь, когда шестинедельный запрет кончился, я не уверена, что хочу, чтобы Такер видел мое тело. Он привык к сексуальным девушкам из колледжа, со стальными животиками без капли жира. А мой живот сейчас, скорее, похож на желе.

Наконец приносят еду, и я углубляюсь в процесс, притворяясь, будто умираю от голода, хотя на самом деле прячусь от подруг, потому что не согласна с их советом. Знание того, что Такер любит кого-то другого, сломает меня.

Лучше всю свою жизнь прожить в подвешенном состоянии, чем узнать, что он любит женщину, и эта женщина не я.

***

Когда возвращаюсь домой, бабушка дремлет в обнимку с Джейми, позволяя мне уделить несколько часов перед ужином домашнему заданию. Рэй на диване смотрит телевизор, значит, читать на кухне не получится. Я начала уставать, оттого что заперта в своей тесной комнате с колыбелькой, двойной кроватью и тысячей с лишним детских вещей, но выбора особо нет. Заткнув уши наушниками, я успеваю прочесть все свое криминальное право и гражданские правонарушения до того, как слышу рев своего голодного ребенка.

– Ты дома, Сабрина? – зовет бабушка из-за двери.

Я вскакиваю и выбегаю.

– Да, пришла домой пару часов назад. Вы обе спали. – Я тянусь и забираю Джейми из ее рук. Малышка начинает хныкать, извиваться и теребить меня за рубашку. – Пойду покормлю ее.

– Давай, а мне нужно пробежаться по магазинам. У нас почти закончились молоко и сыр.

– Окей, – я начинаю закрывать дверь, но бабушка останавливает меня.

– Тебе надо выбраться отсюда, – вздыхает она, глядя на тесную комнату, заваленную вещами, за моей спиной. – Ты тут с ума сойдешь.

– Все нормально, – отвечаю я, хотя она права. С каждым днем комната кажется все теснее.

Она пожимает плечами, как бы говоря, что это мое дело, как себя гробить.

Прежде чем успеваю закрыть дверь, слышу, как она орет на Рэя:

– Телевизор работает слишком громко, Рэй. У ребенка от него болят ушки.

Он мямлит что-то невнятное. Уверена, это вариация на тему «к черту ребенка».

Еще три года. Три года, и затем я получу работу в юриспруденции и уберусь отсюда к чертям.

Бабушка и Рэй обмениваются несколькими скупыми словами: ее голос резок, его – зол. В нашем доме чертовски негативная энергия.

Я прижимаю Джейми ближе к себе.

– Мы скоро уедем из этого места.

Она плачет жалобным, голодным голосом. Я расстегиваю свою рубашку и отодвигаю ее в сторону, качая малышку на руках, но она все равно продолжает плакать.

Секунду спустя Рэй колотит в мою дверь.

– Заткни этого гребаного младенца. У меня игра началась.

Я закрываю глаза и молю о терпении. Джейми раздраженно кричит, и, опуская глаза, я понимаю, что ей мешает сосать силиконовая накладка, так что отклеиваю ее и бросаю на комод.

Рэй стучит опять.

– Я с тобой разговариваю, Рина!

Я открываю дверь настежь, с Джейми, вцепившейся мне в грудь, и начинаю спорить с засранцем.

– Она ребенок, а не машина. Я не включаю и не выключаю ее по желанию, понял? И мне самой не очень-то нравится слушать, как она плачет, тупая скотина! Я делаю все, чтобы она была довольна!

– Похоже, ты ни на что не годишься, разве что быть соской, – рычит он, и меня окутывает его горячее, пропитанное перегаром дыхание.

Во мне вспыхивает злость. Я хлопаю дверью, но она отскакивает назад ко мне, когда он бьет по ней ладонью.

– Убирайся, – приказываю я. Этот человек не должен оставаться рядом с моей дочерью, и, если нужно будет, я тресну его по яйцам, чтоб до него дошло.

Рэй ненамного выше меня ростом и тощий, как жердь, но ему удается выбить дверь у меня из рук и войти внутрь.

Я отхожу назад, и мои ноги упираются в матрас.

– Убирайся, – повторяю я.

Сердце начинает стучать быстрей. Рэй никогда не доходил до насилия, не поднимал на меня руку, но сейчас от его взгляда волосы встают дыбом. Я прижимаю Джейми ближе к себе. Она всхлипывает, и я заставлю себя ослабить хватку.

– У тебя огромные сиськи, – он облизывает пересохшие губы.

Я запахиваю сильнее край рубашки, но другой распахнут – Джейми все еще сосет грудь.

– На что похоже это молоко?

Холодок пробегает вдоль спины. «Оно сладкое», – мысленно отвечаю я на вопрос и чувствую, как страх медью оседает на языке.

– Ты должен уйти немедленно, – рычу я.

– У тебя две сиськи и только один рот на них, – он медленно надвигается на меня, и от этого становится жутко.

Я карабкаюсь назад, стараясь защитить дочь.

– Держись от нас подальше, Рэй. Серьезно, подойдешь еще ближе, и я тебе глаза выцарапаю.

– Почему бы не дать мне попробовать? Я все думал, какой ты лакомый кусочек. И я имел и твою мать, и твою бабку. Почему не поиметь младшенькую? Будет три гола подряд Рэя Донахью.