было предугадать, что исчезнет завтра. Дефицит распространялся и на бытовую технику, и на автомобили (в очереди на «Жигули» можно было стоять годами), а особенно на продовольствие.

Вот что писал тогда в своем дневнике литературный критик Игорь Дедков, который жил в Костроме и работал в газете «Северная правда».

25 октября 1977 года:

«В магазинах нет туалетного мыла. Нет конфет. Само собой разумеется, нет мяса (на рынке в очередь — по четыре рубля за килограмм), колбасы, сала и прочего».

13 ноября:

«В городе нет электрических лампочек. Когда я ходил искать стосвечовые, еще были в продаже по сорок ватт. Сейчас и они исчезли. У нас в люстре из трех лампочек перегорели две. Так и сидим при включенной настольной лампе… Но мы привыкли к таким нехваткам».

А вот еще:

«Пенсионерам дают талоны на мясо в домоуправлениях (один килограмм на пенсионера). Впрочем, не талоны, а “приглашения”. Получаешь “приглашение” и идешь в магазин. Сегодня “Северная правда” отправила своих представителей в магазин, чтобы получить мясо (по килограмму на работника). Именно так “дают” мясо трудовым коллективам. В магазине же сказали, берите тушу и рубите сами. Редакционные женщины возмутились и ушли. После телефонных переговоров с начальством мясо обещано завтра: и разрубленное, и высшего сорта. Сегодня жена Камазакова, член областного суда, целый день рубила мясо. Этому “коллективу” мясо выдали тушей…»

Здесь в нашу книгу просится история, которую в живописных подробностях рассказал автору Владимир Коссов, в ту пору занимавший в Госплане пост заместителя начальника сводного отдела:

«Как-то сижу работаю, раздается звонок. Анна Семеновна, секретарша Байбакова: Николай Константинович просит вас зайти. Я пришел. Он говорит: садись. Мне только что позвонил Леонид Ильич. Спрашивает: Николай Константинович, скажите, это правда, что Советский Союз производит с каждым годом все больше и больше мяса? — Правда, Леонид Ильич. — Это правда, что мы каждый год импортируем все больше и больше мяса? — Правда, Леонид Ильич. — Подожди, тогда получается, что у нас каждый год советский человек получает мяса все больше и больше. — Правда, Леонид Ильич. — Ты тогда мне объясни, почему, когда я прихожу на Политбюро каждый год, положение с мясом все хуже и хуже, все острее и острее? Дальше Байбаков уже мне: разберись, в чем дело, и скажи, что надо делать. Иди, думай, только смотри, чтобы никто об этом не знал. Ну, об этом он мог и не предупреждать, у нас многие документы так готовились. Когда мне надо было написать справку, я брал у секретарши машинку, заносил в кабинет, печатал бумагу, первый экземпляр отдавал Байбакову, второй клал в сейф, а копирку сжигал в пепельнице. Запрещалось отдавать даже в специальное машбюро, которое работало с секретными документами. В общем, я должен был ответить на вопрос Брежнева, что делать, чтобы народ не жаловался на нехватку мяса. Чтобы протестов не было. Чтобы люди были довольны. Короче, я проанализировал ситуацию и подготовил решение, смысл которого состоял в следующем. Колхозы-совхозы получали 5 рублей за каждый килограмм мяса в убойном весе. Продавалось оно по 2 рубля, а 3 рубля колхозам-совхозам доплачивало государство. Я предложил сделать килограмм мяса по 5 рублей в рознице для того, чтобы народ не бунтовал, а 3 рубля отдать ему в виде разовой годовой дотации. Байбаков моментально ухватил идею. Это же, говорит, как хлебные дотации в 1947 году, когда цены на хлеб повышали. Я говорю: да. Он спрашивает: и колхозникам? Да, и колхозникам. Он: так они ж двойную выгоду получат. Я говорю: Николай Константинович, дело не в двойной выгоде. Упаси бог не дать колхозникам эти деньги. Тогда вы страну расколете так, что потом никакими деньгами не срастите. Это он понял. Дальше он должен ответить Брежневу. Но он не может ответить Брежневу, не поставив в известность Косыгина. Решили так: на заседании у Косыгина он подаст этот проект как госплановский. Он обычно меня брал с папкой на заседания к Косыгину. Я сидел на приставных стульях у стенки. Когда я становился нужен, он жестом подзывал меня к себе, я подходил, он мне на ухо что-то говорил или записочку давал.

После этого я уходил из зала, звонил по его поручению кому-то, что-то выяснял… И вот мы оба там. Он выступает: так, мол, и так, у Госплана есть предложение… В зале повисает гробовая тишина. Она длится бесконечно долго. Потом Косыгин говорит: Николай Константинович, этого вопроса нет в повестке дня, мы его не обсуждаем. И дальше на эту тему никто уже не посмел заикнуться. Этот случай наиболее ярко характеризует отношения между ЦК, Совмином и Госпланом. Косыгин, по существу, запретил Байбакову докладывать Брежневу об этом. Я уж не знаю, как Байбаков потом перед Брежневым выкручивался, но факт остается фактом».

Когда рубль не обеспечивает выданных казной обязательств, планово-распределительная система чеканит и пускает в обращение единственную твердую «валюту» — талон. Те миллиарды рублей, которые в 1970-е годы лежали на сберкнижках, представляя собой отложенный спрос, деньгами не являлись. Потому что на них нечего было купить. В условиях не укрепленного товарами рубля процветал натуральный обмен всяческим дефицитом. Даже взятки брали и давали преимущественно «борзыми щенками» — колбасой «сервелат», унитазами «тюльпан», путевками в Коктебель, билетами на Таганку.

В 1977 году отложенный спрос исчислялся 12 миллиардами рублей. Между покупательной способностью населения и предложением потребительских товаров образовался громадный разрыв. Чтобы сократить его, Госплан предложил отказаться от повышения зарплаты, ликвидировать премии, повысить цены на вино, табачные изделия и проезд в такси. Предложение Брежневу не понравилось. В год 50-летия Октябрьской революции ухудшать благосостояние советских людей — это, товарищи, несвоевременно. Давайте лучше наладим дополнительный выпуск холодильников, стиральных машин, радиоприемников и телевизоров. А также увеличим закупку товаров за границей. Решения о том и другом были приняты, но ощутимых результатов не дали.

В ноябре 1978 года на заседании Политбюро Брежнев с раздражением говорил, что в течение трех лет в производство потребительских товаров было инвестировано на один миллиард рублей меньше, чем планировалось, а план на следующий год был самовольно снижен на 200 миллионов. По словам генсека, «некоторые специалисты по планированию [читай — Байбаков. — В. В.], очевидно, полагают, что с помощью средств, предназначенных для группы “Б”, можно как заблагорассудится латать финансовые прорехи в других отраслях». Спустя год на ноябрьском пленуме ЦК он будет возмущаться перебоями в снабжении населения определенными товарами, «которые почему-то принято именовать “мелочами”: простейшие медикаменты, мыло, стиральные порошки, зубные щетки и паста, иголки, нитки, детские пеленки, другие товары легкой промышленности». Местные руководители самовольничали,