Владыка Доцланда быстро выяснил: в камерах побывали именно они. Пропали их дети. Вероятно, четверка захватила и Всезнайгеля. Тогда кто разрушил магические потоки? Всю ночь и последующий день возле Великого Разлома и в замке Дункельонкеля усиленно искали шпионов.

Четыре всадника отбились от преследователей и запутали следы, скрывшись в подземных лабиринтах. Вождь выставил по дозору у всех известных выходов. А бывшие наемные убийцы не спешили выбираться из катакомб. Они предусмотрительно взяли с собой трехсуточный запас еды и питья.

Дункельонкель был чудовищно собой недоволен. Миссия с Молотом провалилась. Партию, разыгранную вокруг артефакта, не удалось свести даже к ничьей. И этот Николас Могучий… Теперь темный колдун убедился воочию, что нескладный долговязый паренек ой как не прост. Совершенно точно, промедли Вождь с бегством – и не отбился бы. Ворожба, с которой столкнулся Дункельонкель, не походила ни на одну известную ему технику. Барон явно не прилагал абсолютно никаких усилий, а ведь сумел привлечь ужасные для человека силы!

Было чертовски некогда, но, отодвинув дела, колдун сел и тщательно проанализировал то, что открылось ему в северной цитадели. Никто не способен управлять такими энергиями. А Николас – ухитрился. Самое ужасное, в момент атаки он собирал ее из окружающего пространства. Опытный чародей Дункельонкель чувствовал, как его собственный запас магии уменьшился при приближении проклятого иномирца. Это было похоже на нехватку воздуха: заклинания либо ослаблялись, либо вообще рассыпались.

Черный колдун и сам умел втягивать энергию, но по сравнению с бароном в этом фокусе он был просто слабак.

«Что-то новенькое. Что-то опасное, – крутилось на уме у Вождя. – Срочно требуется противовес. Да, у меня есть Великий Разлом. Здесь я смогу черпать энергию для своих заклинаний. Биться с выскочкой Николасом придется здесь. Иначе – проиграю».

В голове Дункельонкеля начали вызревать планы. Требовалось заманить барона в сердце Доцланда. Вождь и Учитель не представлял, как он это сделает.

– Хорошо, позже, – прошептал колдун и заставил себя вернуться к более насущным проблемам.

Тронув амулет, он вызвал Адольфа.

– Да, Учитель, – послышался ответ.

– Мальчик мой, пришла пора операции «Разрыв». Как только выйдете на позиции, действуй.

– Будет исполнено.

Дункельонкель покинул трон и зашагал к выходу. Предстояло восстановить магическое питание. На душе черного колдуна было пакостно. Слишком много щелчков по носу он получил.

Барон Николас, напротив, чувствовал себя вольготно.

Если бы Коля Лавочкин был бабником и сластолюбцем, то он мгновенно сошел бы с ума, увидев обитательниц замка ведьм. Хранительницы были все как на подбор красивыми и юными.

Восточная башня оказалась обжитой не в пример остальным. Здесь была удобная, хоть и простая, мебель, ковры и куча разных мелочей, отличающих женское обиталище. Еще тут было тепло. В общем, если не зацикливаться на высоченных потолках и огромных площадях комнат, у ведьмочек получилось уютное гнездышко.

Солдат положил Молот в прихожей. Фрау Грюне провела гостя на кухню, усадила к очагу.

– Побудь здесь, рыцарь, – церемонно сказала она.

– Тебе надо припудрить носик? – схохмил рядовой.

Его не поняли. Да он уже привык.

Лавочкина оставили в одиночестве. Разумеется, несколько колдуний тайком подглядывали за ним, но были слишком далеко, чтобы завести с ними знакомство. От очага растекались соблазнительные ароматы: на вертелах жарились толстые куриные тушки. У парня потекли слюнки. Вспомнилась незамысловатая гастрономическая песенка-пародия:

О чем поет в духовке птица?

О том, что вот он – хеппи-энд.

О том, что надоела пицца,

А значит, птица на обед.

Я твой палач, я твой убийца,

Сгубивший молодость твою,

Но я совсем не кровопийца.

Шкварчи, я песню допою!..

«Блин, в кои-то веки запел по-русски, а нате вам – хеппи-энды повылазили», – подумал Коля.

Вернулась Грюне. Позвала на ужин. Вместе с Лавочкиным за длинный стол сел десяток ведьм. Хранительницы не сводили глаз с парня, отчего он поначалу сильно стеснялся, а потом голод взял свое, и солдат перестал смущаться.

Было приятно: столько юных красавиц… И он в центре внимания… В голову невольно пришли мысли эротического содержания.

Ведьмы тут же захихикали. Коля покраснел.

«Елки-ковырялки, они же читают мысли!» – спохватился рядовой.

Хранительницы рассмеялись в голос.

Впрочем, хозяйки проявили такт. Быстро закончив трапезу, одна за другой девушки упорхнули из-за стола. Остались лишь Лавочкин и Грюне.

– Как же вы друг друга терпите, если, что ни подумай, все услышат? – спросил парень.

– Умеем закрываться. Ты, кстати, тоже закрылся.

– В смысле?

– Издеваешься? Ты же сам скрыл мысли после того, как опростоволосился.

– Но я… не умею.

– Значит, Знамя.

Солдат поблагодарил полковую реликвию.

– Теперь – спать, – скомандовала хранительница. – В простом смысле этого слова.

Спозаранку Грюне и рядовой стартовали на запад. Предстоял длительный пятисуточный путь. Дул сильный боковой ветер, и ведьма хмурилась: на борьбу с ним придется тратить силы. Теплые порывы сбивали ковер-самолет с курса.

Лавочкин последний раз посмотрел на замок ведьм.

– Прямо как наша Россия, – сказал солдат. – Такая же огромная, красивая, но холодная, необустроенная, и черт ее знает, зачем она вообще. И самое интересное, от нее непостижимым образом все зависит! – Потом пораскинул мозгами и добавил: – А еще все на бабах держится.

Ковер-самолет нес пассажиров, у одного из которых на плече покоился карикатурно огромный молот. Невольный зритель решил бы, что сходит с ума, но, к счастью, в тундре мало зрителей.

Дорога была неблизкая, и Коля Лавочкин попросил фрау Грюне закончить историю Дункельонкеля и его сестры.

Хранительница была не против продолжить прерванный в замке рассказ. Солдат узнал все, что поведала Гретель хранительницам.

Будущий повелитель Доцланда покинул пряничный домик и отправился в скитания.

Темный пузырек на шее превратил Гензеля в очень плохого мальчика. Паренек ставил цели и достигал их самыми подлыми и вероломными способами. Поучившись у нескольких далеко не слабых магов, он лишал их способностей, обкрадывал и перекочевывал в другой город.

Он зациклился на видениях из зеркала. Сначала он помнил каждую деталь чудесных машин, потом почувствовал, что подробности стираются. Юный колдун раздобыл бумагу и исступленно рисовал, рисовал танки, самолеты и паровозы, но он был лишен таланта художника. Гензель злился, рвал листы, снова хватался за уголь. Не выходило.