Обычно после потери ведущего немецкие летчики испытывали замешательство, но в этот раз — видимо, попались бывалые бойцы — перегруппировались и открыли кинжальный огонь по одинокому «лаггу». Севрюков маневрировал, пока не иссяк боезапас. Бомбардировщики между тем приготовились сбрасывать бомбы на город. Наши зенитчики не рисковали открывать огонь, боясь попасть в юлой вертевшийся меж ними «ястребок».

И тогда двадцатилетний герой настиг «юнкере» и направил вращающийся винт ему в хвост, но скорость «лаг-га» настолько превышала на форсаже скорость «юнкерса», что тот со страшным треском развалился на куски, ударившие по «лаггу».

Рассказав о таранах двух героев, Борисов предложил почтить их память минутой молчания, а потом произнес сурово: «Будем мстить за героев и помнить, что они погибли, но морской караван дошел до места назначения, а в порт не упала в тот налет ни одна бомба. Но они могли остаться в живых! Давайте проанализируем их действия».

Холявко, Низовский и группа молодых летчиков из эскадрильи Войтенко принялись чертить схемы боев героев. Ошибка Чернопащенко — таранил на одной высоте с «Гамбургом», а надо было подняться над ним; недочет Севрюкова — не уравнял скорость своего «лагга» со скоростью «юнкерса»…

Василий Холявко вспоминал о своем ведущем:

«Четкость и точность в боевой работе были у Борисова правилом. Бывало, мы часами сидели в сорокаградусную жару в кабинах самолетов, ожидая ракеты на взлет, и попробуй отведи глаза от вышки КП! Зато дежурный еще только подымает ракетницу, а моторы наших машин уже взревели, винты завертелись, поднимая клубы пыли, и через 20–30 секунд мы уже в воздухе, летим следом за своим «стариком».

А «старику» было всего 25 лет…

По окончании патрулирования Борисов на больших высотах проводил с молодыми летчиками учебные бои, виртуозно исполняя фигуры высшего пилотажа и заставляя ребят повторять их. Горе было ведомому, если он отрывался от командирской машины, гневался Михаил не на шутку и на земле отчитывал: «Что же ты блины печешь? Так тебя фриц вместе со сковородкой проглотит! Запомни, вираж должен быть с креном в 90 градусов, а вращение и перегрузка такие, чтоб в глазах темнело! Вот тогда любому фрицу зайдешь в хвост и вдаришь по нему по-русски!»

* * *

В первых числах августа потери фашистской авиации в небе Новороссийска стали так велики, что командование люфтваффе перебросило сюда группу опытнейших асов на облегченных Me-109, называвшуюся довольно легкомысленно — «Букет роз». Любили «завоеватели мира» прикрыться романтическим флером.

Воевали эти «розочки» хитроумно.

Над базой минута в минуту стали появляться два немецких истребителя на высоте три тысячи метров. Пара наших «лаггов» взмывала на ту же высоту и встречала один и тот же прием: ведущий «мессер» проходил перед ними несколько ниже, и казалось: стоит бросить свою машину в пике, нажать на гашетку — и победа обеспечена.

Борисов, обдумав тактику «роз», разгадал их хитрость: если наш истребитель кинется на вроде бы легкую добычу, то поставит себя под огонь верхнего «мессера», а нижний тем временем уйдет влево.

— А мы поступим так… — рассуждал он, усевшись со своими орлами у самолета. — В момент резкого сближения я выполняю правый боевой разворот и открываю огонь не по нижнему, как ожидают фрицы, а по верхнему «мессеру». Завяжется бой на вертикали, и мы их тесним при любой фигуре.

Придуманная Михаилом схема подействовала. Асы, обескураженные неожиданным поворотом, дважды выходили из боя и вскоре перестали появляться вовсе.

Новых «розочек» встретили Борисов с Низовским, когда прикрывали переход наших кораблей в Сухуми. Группа бомбардировщиков была на подлете к каравану, а четверка «мессеров» набросилась на пару наших истребителей, чтобы, навязав им бой, увести от каравана и оставить незащищенные с воздуха корабли не растерзание бомбардировщиков.

Борисов пошел в атаку на ведущего группы. Низовский, как положено ведомому, следовал за ним. Но, отрезав его от командира, пронесся между ними «мессер», полив свинцом «лагг» сержанта. Деревянный ЛаГГ-3 мгновенно загорелся и упал в море.

На прикрытии каравана остался один Борисов, он крутился волчком между огнем четырех врагов, но не уходил с курса судов, пока не подоспела четверка наших истребителей под командованием комэска Войтенко. Драться вчетвером против пяти наших самолетов немцы не стали, предпочтя отбыть восвояси вместе с бомбардировщиками. Это была большая победа, если бы не гибель юного Низовского…

9 августа младший лейтенант Борисов во время дежурства над городом заметил «Хейнкель-111», прячущийся в облаках. Круто набрал высоту и, настигнув врага, сверху, как сам учил молодых, повел прицельный огонь по кабине. «Хейнкель» вместе с бомбами свалился в Цемесский залив, и взрыв, потрясший берега, был салютом в честь замечательного парня сержанта Низовского…

На следующий день, 10 августа, утреннюю тишину нарушили залпы зениток — они били по пятерке «хейнкелей», идущей от гор к Новороссийску. В воздух стремительно поднялась дежурная пара истребителей — Борисов и Холявко. Бойцы в траншеях и горожане, спешащие на работу, видели, как наши летчики подбили два фашистских самолета. Но крики «ура» на земле быстро смолкли: один из наших «ястребков», прошитый очередью с третьего «хейнкеля», загорелся.

Никто не упрекнул бы пилота, выбросись он тотчас с парашютом из пылающей машины, — с аэродрома в Мысхако неслись уже два истребителя на подмогу. Но за эти секунды три оставшихся бомбардировщика успели бы сбросить бомбы на город.

И объятый пламенем «лагг», резко повернув к ближайшему бомбардировщику, срезает ему хвост классическим безударным тараном, а затем накрывает ниже идущий «хейнкель» своим горящим, как факел, крылом.

От полыхающего истребителя отделяется белый купол парашюта. «Жив! Жив!» — кричат на земле. Но парашют уносит в залив… К месту его приводнения понеслись катера.

Подоспевшие к месту боя однополчане, младшие лейтенанты Егоров и Курдюков, зло, с первой очереди, сбивают впавших в панику бомбардировщиков, подающих в эфир сигнал: «Ахтунг! Ахтунг! В воздухе — русские смертники!» И вынырнувшие было из облаков машины со свастикой тут же поворачивают к горам. Небо над Новороссийском становится чистым.

Василий Холявко на остатках горючего мчится к аэродрому, садится, перескакивает из «лагга» в связной У-2 и несется назад к месту боя, чтобы помочь поискам командира.

Он видел белый купол парашюта, распластавшийся на синих волнах, и голову командира в темном шлеме. Жив!

Жив! Даже после тарана на горящем «лагге» он смог винтом срезать хвост одному бомбардировщику и прихватил с собой к земле второго, ударив пылающей плоскостью.

Холявко, высунувшись из кабины «кукурузника», радостно показывает подошедшим катерам на купол парашюта, но те с низкой палубы, захлестываемой штормовой волной, не видят его и вот уже в третий раз проходят мимо…

А голова командира то появляется, то исчезает в волнах. Михаил явно ранен, плавжилет, скорее всего, поврежден и не держит на воде… А У-2 не гидросамолет, на воду сесть не может…