прессы в деле борьбы с дезертирством, которая, кроме клеймения данного порока официальным словом, служила чуть не единственной связью города и деревни, внося минимальную конструктивность в эту борьбу в волостях. Чтения газет и беседы вокруг них были одной из немногих доступных форм ведения агитационной работы вообще и антидезертирской в частности[1383]. Подобно тому как комиссии по борьбе с дезертирством были вынуждены менять свою «тактику подхода к населению» в связи с меняющейся обстановкой войны, так же и пресса должна была быть чрезвычайно чуткой к задаче времени и места и оперативно вести агитационно-пропагандистскую деятельность с учетом большого количества переменных. За некоторым исключением газеты нередко едва ли не бойкотировали данную работу, несколько «оживая» под давлением местных комдезертир и комитетов РКП(б) во время общегосударственных кампаний.

Несмотря на все недочеты, экономические меры борьбы были весьма эффективным оружием в руках государства. Это были не абстрактные кары на голову дезертиров, рассыпавшиеся государственной пропагандой, а очень конкретное и болезненное «наказание рублем». С одной стороны, государство предоставляло (или обещало) всяческую помощь и поддержку семьям красноармейцев, которую те, естественно, теряли в случае дезертирства. С другой – власть карала семью «бегунца» самым чувствительным образом – конфискациями. Перед крестьянином стоял выбор: укрыть дома дезертира и подвергнуться такому риску или заставить его вернуться в армию. Красноармеец должен был осознать, что своим побегом он толкает родных на голодную смерть.

Массовое дезертирство было общей проблемой всех воюющих сторон. Оно было определенной реакцией населения на глобальную трагедию, одной из стратегий выживания, «шкурничеством» в буквальном смысле слова. Самоустранение от войны было принципом поведения множества людей. Индивидуальное желание уклониться от мобилизации или дезертировать сочеталось с готовностью различных групп укрыть их. Такая поддержка санкционировала преступление. Представления о люфте между законом (государственной позицией) и справедливостью (народной правдой) играли здесь на руку дезертирам.

Типология дезертирства определяется широтой понятия: под дезертирами в исследуемую эпоху понимались не только бежавшие из армейских рядов, но и уклонившиеся от призыва (они насчитывали до трех четвертей всех отнесенных к категории дезертиров), перебежчики. Дезертирство во многом носило сезонный характер и было приурочено к периодам полевых работ. Дезертирство в военных частях возрастало не в моменты активных боевых действий, а в периоды затишья.

Рассматривая причины бегства из воинских частей, нужно в первую очередь говорить о факторах материальных, главным образом о недостатке пищи, эпидемиях, совершенно неудовлетворительном казарменно-бытовом положении. Все это накладывалось на неуверенность большинства красноармейцев в чьей бы то ни было правоте, ужасные условия жизни и поражения на фоне отсутствия политического просвещения и зачастую даже мер по элементарному поддержанию боевого духа. К тому же солдаты на фронте не могли не переживать за свои семьи в год голода, пика войны и повсеместного бандитизма. «Шкурничество» в прямом смысле слова стало тактикой поведения множества людей. Антивоенные настроения крестьян нельзя считать проявлением их антигосударственности или антисоветизма, они определялись вполне рациональными соображениями и логикой жизни в условиях военного коммунизма. В 1918–1919 гг. большинство дезертиров составляли семейные красноармейцы старших возрастов, с конца 1920 г. активно росла доля молодых.

К 31 октября 1920 г. по Петроградской губернии были извлечены 91 500, по Новгородской – 79 831, по Псковской – 120 000 дезертиров. Многие из них бежали вновь, следственные документы позволяют проследить истории четырех- и пятикратных дезертиров. Уровень добровольной явки на Северо-Западе был заметно ниже, чем по стране в целом, – свою специфику накладывали пограничное положение Петроградской и Псковской губерний и частичное занятие западных уездов региона белыми войсками. Сельские власти нередко или выступали прямыми укрывателями дезертиров, или были связаны круговой порукой, страхом. С начала 1919 г. в исследуемом регионе вспыхнуло множество крестьянских восстаний, как организованных дезертирами, так и поднятых крестьянами при проведении мобилизаций в Красную армию. Особенно остро эта проблема стояла в Псковской и Новгородской губерниях. В прифронтовых районах активно оперировали формирования зеленых. Особенностью Петрограда была большая доля «злостных» дезертиров, которые, кроме того, являлись пополнением криминальной среды города и отчасти выходили из нее. В условиях почти поголовной проверки документов в городах появилась целая преступная индустрия – подделка документов и продажа их дезертирам.

Повальное дезертирство прекратилось лишь по окончании Гражданской войны. Власти со своей стороны были заинтересованы в легализации многочисленной дезертирской массы, в том, чтобы они «вышли из тени». Недели добровольной явки дезертиров проводились на Северо-Западе и в 1922 г., а для заключенных тюремные сроки многократно сокращались. Переход к мирной жизни вызвал известное упорядочивание законодательства и отнесение дезертирства в разряд уголовных преступлений с единообразной и повсеместно действующей системой наказаний. Таким образом, создается впечатление, что массовое явление, которое власть едва ли не каждодневно требовала окончательно искоренить в кратчайшие сроки, пошло на спад и прекратилось в результате естественных причин и «само собой». Действительно, огромные усилия были потрачены на борьбу с этим злом, но обернулись на практике только его сдерживанием, но это «сдерживание», как оказалось, было необходимым и достаточным результатом, противникам большевиков не удалось добиться и этого. Говоря о массовом дезертирстве красноармейцев и уклонении от призыва, необходимо помнить, что советской власти всеми правдами и неправдами в тяжелейших условиях все же удалось создать пятимиллионную боеспособную Красную армию, которая и победила в Гражданской войне.

Источники и литература

1. Архивные материалы

1.1. Федеральные архивы

Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ)

Ф. А-353 – Министерство юстиции РСФСР (Минюст РСФСР).

Ф. Р-130 – Совет народных комиссаров РСФСР (СНК РСФСР) (1917–1946), Совет Министров РСФСР (1946–1991).

Ф. Р-393 – Народный комиссариат внутренних дел РСФСР (НКВД РСФСР).

Ф. Р-1235 – Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК).

Ф. Р-7274 – Центральная комиссия по борьбе с трудовым дезертирством (Центркомтруд) при Наркомате труда РСФСР.

Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ)

Ф. Р-5 – Управление делами Народного комиссариата по морским делам.

Ф. Р-174 – Военный трибунал Краснознаменного Балтийского флота.

Российский государственный военный архив (РГВА)

Ф. 11 – Всероссийский главный штаб (Всероглавштаб).

Ф. 200 – Управление 15-й армии (бывш. Армейская группа войск Латвии, Армия Советской Латвии).

Ф. 25888 – Ленинградский военный округ (ЛВО) (бывш. Петроградский (ПВО)).

1.2. Региональные архивы

Государственный архив Новгородской области (ГАНО)

Ф. Р-1527 – Новгородский губернский военкомат.

Ф. Р-1558 – Новгородский губернский ревтрибунал.

Государственный архив новейшей истории Псковской области (ГАНИПО)

Ф. 1 – Псковский губернский комитет РКП(б).

Государственный архив Псковской области (ГАПО)

Ф. Р-51 – Новоржевский уездный и волостной комиссариаты, комиссия по борьбе с дезертирством (1918–1926).

Ф. Р-609 – Псковский губернский военный комиссариат по военным делам (1918–1925).

Ф. Р-626 – Псковский губернский революционный трибунал (1918–1925).

Ленинградский областной государственный архив в г. Выборге