в Восточном Экспрессе. Я читала эти романы в метро, в кафе и в постели, оставшись одна.

У вас, вероятно, имеется собственное мнение относительно психологических нюансов Пруста или повествовательного размаха Толстого, но вряд ли вы станете оспаривать тот факт, что удовольствие миссис Кристи доставить умеет. К тому же ее книги невероятно занимательны.

Да, они действительно выстроены по одной и той же формуле. Но это, кстати, одна из причин того, что они доставляют читателю такое удовольствие. Каждый персонаж, каждая комната, каждое орудие убийства вызывают ощущение чего-то нового и одновременно знакомого, как шум прибоя (только роль дядюшки-колонизатора, приехавшего из Индии, в следующем романе играет старая дева из Южного Уэльса, а никак не совпадающие концы повествования все же соединяются, когда бутылка с ядом для лисиц обнаруживается на верхней полке в сарае садовника). Миссис Кристи скупо выдает свои маленькие сюрпризы – так нянюшка с хорошо рассчитанной неторопливостью распределяет сладости среди своих маленьких подопечных.

Но, по-моему, есть и еще одна причина любви читателей к романам Кристи – может быть, не менее, а то и более важная, чем все прочие, – которая заключается в том, что в мире Агаты Кристи каждый получает по заслугам.

Наследство или нужда, любовь или утрата, удар по голове или петля палача – на страницах книг Агаты Кристи мужчины и женщины, каков бы ни был их возраст и сословие, обязательно встречаются лицом к лицу с той судьбой, которая им уготована свыше. Пуаро и Марпл – это на самом деле отнюдь не главные герои в традиционном понимании этого термина. Они, скорее, являются просто носителями некоего внутреннего морального равновесия, установленного Создателем в начале времен.

По большей части в своей повседневной жизни мы миримся с бесконечными свидетельствами того, что никакой всемирной справедливости не существует. Подобно тягловой лошади, мы, низко опустив голову, тащимся по знакомой мостовой, везя телегу с имуществом хозяина, на нас, как всегда, надеты шоры, и мы терпеливо ждем награды в виде маленького кусочка сахара. Но бывают все же такие моменты, когда осуществляется та справедливость, которую обещает нам Агата Кристи. И тогда мы оглядываемся вокруг, видим, какие персонажи участвуют в спектакле, который поставила наша собственная жизнь – наши наследники и наследницы, наши садовники и викарии, наши нянюшки и наши запоздалые гости, которые оказываются совсем не такими, какими казались раньше, – и обнаруживаем, что еще до конца уик-энда каждый из собравшихся получит свой заслуженный десерт.

Но и в таких случаях мы редко вспоминаем о том, что среди всех прочих следует учитывать и себя самого.

* * *

А тем сентябрьским утром, во вторник, когда Мэйсон Тейт столь оригинальным способом продемонстрировал свою обеспокоенность моим здоровьем, я и не подумала перед ним извиняться за пропущенный рабочий день. И уж тем более не собиралась что-либо ему объяснять. Спокойно усевшись в приготовленное мне инвалидное кресло, я начала печатать, потому что точно сознавала: я нахожусь в трех шагах от ловушки.

В мире Мэйсона Тейта не было места извиняющим обстоятельствам или взаимной верности, так что он вряд ли потерпел бы и проявление сотрудниками беспечности, небрежности, какой-то особой смекалки или прочих проявлений самоуверенности. Мне предстояло попросту снова сунуть шею в привычное ярмо и принять любые дополнительные унижения, которые наш босс для меня приберег, пока я не заслужу возможность опять пользоваться его благорасположением.

Именно так я и поступила. Во-первых, на работу являлась чуть раньше остальных. Во-вторых, избегала болтовни с коллегами. В-третьих, без малейшей усмешки слушала, как мистер Тейт в пух и прах разносит других своими замечаниями. А вечером в пятницу, когда Элли снова позвала меня в кафе-автомат, я отказалась и, как раскаивающаяся средневековая грешница, отправилась домой и принялась красиво выписывать на листок бумаги правила грамматики и правильного использования слов, намереваясь затем в редакции прикрепить этот листок на стену над своим столом:

– Если вам очень не хочется что-то делать, вы делаете это неохотно, а не не охотно.

– Выбирая из двух слов toward – towards, следует помнить, что первое предпочитают в Америке, а второе – в Великобритании.

– В притяжательном падеже апостроф ставится после всех имен собственных, заканчивающихся на «s», за исключением имен Moses и Jesus.

– Не злоупотребляйте использованием двоеточий и безличных оборотов.

И тут, как по сигналу, в мою дверь постучали.

Раздались три коротких вежливых стука, слишком манерно-изысканных, чтобы это мог оказаться, скажем, следователь Тилсон или курьер из «Вестерн Юнион». Я открыла дверь и обнаружила за ней секретаря Анны Гранден. Он был в строгом костюме-тройке, застегнутом на все пуговицы.

– Добрый вечер, мисс Контент.

– Контент!

– Да. Конечно, Контент.

Хоть Брайс и был дисциплинированным, как прусский солдат, он все же не смог противиться желанию посмотреть, где я живу, и поверх моего плеча мгновенно окинул взглядом всю мою квартиру.

Сумма того немногого, что он увидел, добавила его скупой улыбке капельку самодовольства.

– Ну, я вас слушаю, – не выдержала я.

– Прошу прощения, что побеспокоил вас дома…

Слово «дома» он произнес с несколько более мрачной интонацией, словно желая обозначить этим свое сочувствие.

– Но миссис Гранден хотела, чтобы вы получили это как можно скорее.

И он двумя пальцами протянул мне маленький конверт. Я взяла его и, как бы взвесив, спросила:

– А что, это было слишком важное послание, чтобы доверить его почте?

– Миссис Гранден надеялась получить ответ незамедлительно.

– А просто позвонить она не могла?

– Напротив. Мы пытались вам звонить. Много раз. Но, похоже…

И Брайс указал на телефонную трубку, которая по-прежнему валялась на полу.

– Ах да…

Я вскрыла конверт. Внутри была маленькая записка, написанная от руки: Пожалуйста, приходите ко мне завтра в четыре, нам нужно поговорить. По-моему, это важно. И подпись: С уважением, А. Гранден, после которой следовал постскриптум: Я заказала оливки.

– Могу я передать миссис Гранден, что вы придете? – спросил Брайс.

– Боюсь, мне придется немного подумать.

– Осмелюсь спросить, мисс Контент, сколько времени на это может потребоваться?

– Я дам ответ завтра. Но вы, если хотите, можете подождать.

Естественно, мне следовало бы швырнуть присланную Анной «повестку» в мусорное ведро. Почти все повестки заслуживают подобного бесславного конца. А поскольку Анна была женщиной с умом и волей, к повестке, полученной от нее, следовало отнестись с особым недоверием. Да еще и это ее самоуверенное заявление, что именно я должна к ней прийти! Какая наглость, сказали бы в любом месте, кроме Нью-Йорка.

Я разорвала письмо на тысячу кусочков и швырнула в то место, где у