Она шла, плача от радости и нежно трогая цветущие растения. Вдруг она увидела надломленную ветром яблоневую ветку. Она вынула из кармана платок, подобрала с земли сухой прутик и заключила пострадавшую ветку в лубок.

— Все теперь будет хорошо, ты поправишься, — сказала она веточке.

Леди Патриция не заметила, что на нее из-за широкого лапчатого фигового куста внимательно смотрит монастырская садовница и огородница мать Лариса. Понаблюдав и поразмыслив, мать Лариса решительно двинулась к ней. — Благослови, сестра! Тебя как зовут, милая? — Леди Патриция.

— Ко мне в послушание пойдешь, сестра Ледия? Я тут садовница и огородница. — Вы полагаете, что это возможно?

— Сейчас же пойду и возьму благословение у Матушки, пока тебя никто не перехватил. А ты тут стой и никуда не уходи!

Она нашла Матушку в трапезной, и Матушка благословила ее взять помощницу, если та согласна.

— Теперича я буду старшая садовница и старшая огородница, — удовлетворенно сказала мать Лариса.

— Ну-ну. Не возгордись только, — остерегла ее Матушка.

Леди Патриция послушно ожидала мать Ларису возле фигового куста.

— Матушка благословила, — объявила та. — Пошли, сестра Ледия, покажу тебе наш огород. Ох, много у нас с тобой работы!

Последующие дни надолго запомнились старым и новым обитателям Долины радостными чудесами, которые так и сыпались на них с Небес.

Началось все с Хольгера. Им с Марией предоставили половину домика в общинной деревне. На другой день после приезда они утром отправились на литургию и после нее, стоя рядышком на коленях, долго молились перед чудотворной иконой Богоматери. Завтрак в трапезной они пропустили и вместо того пошли посидеть у озера.

— Что-то у меня неважно сегодня с глазами, — сказал Хольгер.

— А что с ними такое? — встревожилась Мария.

— Какая-то непонятная резь. Глаза просто горят.

— Хольгер, так ты же глядишь прямо на солнце — так можно получить ожог роговицы. Отвернись сейчас же!

Хольгер повернулся на голос Марии и вдруг спросил шепотом: — Мария, у тебя белый платок на голове?

— Да, белый…

— А под ним я вижу твои глаза, и они черные, как маслины. Мария, я вижу!

Мария сначала заплакала, обняв мужа, а потом сняла с головы платок, сделала из него повязку и завязала Хольгеру глаза.

— Ты должен привыкать к свету постепенно, — строго сказала она и тихонько повела его домой. Но дорогой Хольгер, как ни следила за ним Мария, то и дело сдвигал повязку, подглядывал и бормотал:

— Дорожка… Одуванчик… А вот белый камень у дороги… А на тебе голубая юбка, Мария!

Исцеление детей начали летающие девочки, подружки Сонечка и Санечка. Когда дети из Бабушкиного Приюта освоились, они начали понемногу разъезжать в своих колясках по дороге между монастырем и деревней, выезжать в сад и на берег озера. Подружки наблюдали за ними, а потом, пошептавшись, подошли к одной из девочек.

— Мы хотим тебя спросить. Ты что, со всем не можешь ходить? — Совсем не могу. — А ты пробовала?

— Когда-то пробовала. У меня ничего не получилось. — Хочешь, мы тебе что-то покажем?

— Покажите.

— Раз, два, три! — Сонечка с Санечкой взялись за руки, разбежались и взлетели.

— Ой, вы умеете летать? Кто вас научил? — спросила девочка, когда они опустились на землю рядом с ее коляской.

— Мы учились у птиц. Ты можешь двигать ногами?

— Могу. Только мои ноги меня не держат, я для них слишком тяжелая.

— А хочешь, мы сделаем так, что ты будешь совсем легкая? Мы возьмем тебя за руки с двух сторон и полетим, очень медленно полетим, а ты попробуешь идти своими ногами. Ты станешь совсем легонькая, если мы будем держать тебя на весу.

Они поднялись в воздух, а потом с двух сторон подлетели к девочке, взяли ее за руки и осторожно подняли ее с коляски — девочка была худенькая и совсем не тяжелая. Они держали ее под руки, а она переступала ногами по земле — как умела.

— Получается… У меня немного получается ходить, — шептала она.

— Вот видишь, это совсем просто, — сказала Санечка. — А теперь мы отведем тебя назад в коляску, ты отдохнешь, а потом мы еще раз попробуем.

За неделю таких тренировок девочкины ноги окрепли, и она научилась ходить самостоятельно. Об этом рассказали доктору Вергеланну. Он убедился, что исцеление и в самом деле произошло, и теперь все летающие дети учили ходить детей-инвалидов под его наблюдением. Еще через две недели инвалидов в Долине не осталось.

А потом все дети из Бабушкиного Приюта научились летать, даже те, кому было вдвое больше семи лет. И опять удивлялись все, кроме Матушки:

— Это им дано за их скорби, с кротостью и смирением переносимые. Всем этим деткам предстоит еще большая радость на Небесах. Судя по всему, Господь готовит их в ангелы, — сказала Матушка доктору Вергеланну.

— Души у них всегда были ангельские, — заметил доктор. — Выходит, дорогая Матушка, я больше не нужен в Долине, так что благословите меня вернуться к моим обязанностям в Бабушкином Приюте.

— Ну что ж, — сказала Матушка, — Сандра с Леонардо и дядя Леша уже готовят новую экспедицию: вот с ними и поедете.

К острову Иерусалим Дженни и Лансеот подошли ночью. Это было не трудно, потому что Вавилонская Башня, резиденция Мессии, издали была похожа на исполинский черный маяк, по спирали обвитый голубой полосой, ночью светившейся ярко-рубиновыми точками огней. На верхушке Башни горели три огненные шестерки. Подойдя ближе, они увидели, что и весь остров Иерусалим полыхает разноцветными огнями, а море вокруг него освещается мощными прожекторами. Остров был окружен причалами, всюду сновали большие и малые суда, грохотали моторы, лязгали грузовые краны, завывали сирены. А позже, уже после полуночи, начался еще и фейерверк: Башня выплевывала во все стороны разноцветные фонтаны и букеты огней, и сопровождалось все это свистом, воем, хлопками и взрывами в воздухе.

— Надо бы найти местечко потише, что бы спокойно причалить, — сказал Ланселот.

— Вон там островок, возле которого нет ни какой толчеи, — показала Дженни. — Видишь? — Не вижу. Где?

— Да вон же, смотри на восток от Башни! Он отделен от большого острова проливом. Он еще так хорошо освещен, как будто бы сам светится. Неужели ты не видишь, Ланселот? Да ты погляди в бинокль!

— Ну-ка… Нет, я в бинокль не вижу там никакого острова. Наверное, я слишком долго глядел на огни Иерусалима, и у меня теперь в глазах все искрит и плывет.

— Давай я сама подойду к островку и поищу, где там можно причалить, — предложила Дженни, и Ланселот уступил ей место за штурвалом.

Дженни завела катамаран в пролив и подошла к островку. При свете взрывающихся в вышине цветных ракет-шутих она увидела небольшой причал, к которому и пристали. На берег решили ночью не сходить.