– А с этими-то что мы будем делать? – спросил бородатый. – Отпустим?

– Да ты чо, смеёшься? Вначале их надо допросить, а потом ужо решим. Пусть эти китайские собаки скажут, где стоко золота добыли. Может, кого ограбили по дороге или даже убили. Не скажут, тогда пустим в расход. Будут знать, как грабить наши богатства. Жили бы себе в своём задрыпаном Китае, так нет же, к нам полезли. Нечего на наш каравай рот разевать, самим не хватат.

Послышался смех. И Ван даже представил, как эти переодетые красноармейцы насмехаются над ними.

«Вот сволочи! Вас бы заставить так пахать, как мы, а то жируете за казённый счёт, народ грабите. Баньку они, видишь ли, устроили, одежду новую дают взамен старой с золотом. Скольких же вы старателей обобрали?»

– Вот только жалко, один ушёл, – послышался голос гундосившего. – У него тоже золотишка должно быть немало. Обхитрил нас, скотина!

Командир переменился в лице, вмиг сделавшись сердитым.

– Так что же ты молчишь?! Давай скачи на Гилюй, передай Зуеву: пусть устраивает дополнительные засады. Он скоро там объявится, другой дороги здесь нет. А ты прочеши в округе и сообщи по всем постам, – приказал он другому.

Красноармеец ответил, что китаец живым отсюда не выйдет. Но Ван ушёл и без приключений добрался домой. Больше он никогда не бывал в России. Мой дедушка многого достиг и мог бы сделать ещё больше, но умер при загадочных обстоятельствах, – закончил Ян.

– Левков утоп! – кричал бригадир заключённых. – Смотрите, вот его шапка плавает в воде.

Он обходил свою деляну и решил разобраться с сучкорезами, запалившими непомерно большой костер, полыхавший, как огромный факел в ночи. Никого не найдя, бригадир пошёл по следам, оставленным на чистом снегу, и дошёл до полыньи, где увидел плавающую шапку Левкова. На крик прибежали конвоиры, стали выяснять, как это случилось. Оказалось, что Помор, как все звали заключённого Левкова, отметился везде, но толком о нём никто ничего не сказал.

– Он вроде с Лемехом стучал всё утро, – показали на толкавшегося рядом худого и тонкого, как жердь, заключённого с бледным лицом.

– Ветки вместе рубили. Как всегда, – сказал тот, плюнув на снег. – А потом куда-то пошёл. Чёрт бы его знал куда.

– Махоткин, а ты куда смотрел? – накинулись охранники на бригадира. – С чего это вдруг твои мужики вздумали топиться, может, помог кто?

Бригадир только развёл руками. Мол, откуда я знаю, что им взбредёт в голову, и тут же добавил:

– Там только один след, значит, сам утонул. Если бы надо было помочь, нашли бы другой способ. В сорокаградусный мороз к воде подходить даже страшно, не то что топиться. Жуть какая! – Он поёжился от холода.

– По себе, видать, панихиду заказал, – сказал кто-то из заключённых, показывая на костёр.

Конвоир привёл своего пса – большую немецкую овчарку и провёл по следу. Дойдя до полыньи, собака повернула назад и даже хотела броситься в огонь, но сильный жар её остановил. Побегав возле костра, собака жалобно заскулила.

– Точно, утонул, – сделал вывод старший наряда сержант Крюков. – Я только не пойму, какого чёрта он туда полез? Водяной какой-то! Топиться, видишь ли, надумал на деляне. Теперь разбирайся тут с ним, как будто своих дел не хватает.

Он отошёл от костра и сказал хриплым голосом:

– Семененко, Рексу причитается дополнительная пайка. Заработал пёс. Я пошёл проверять другие участки, а вы тут разбирайтесь сами. Потом доложите.

– Может, воды хотел напиться или руки помыть, да поскользнулся? – послышался голос другого охранника.

– Вот и напился на свою голову. Кувыркнулся в воду – и конец…

В конце дня на столе начальника лагеря майора Белова лежала докладная старшего конвоя – старшины Еременко. Он писал, что причиной смерти з/к Левкова Е. Ф., по кличке Помор, уроженца города Архангельска, 1913 года рождения, стало попадание в полынью, из которой он не смог выбраться, вследствие чего утонул.

«Тело утонувшего Левкова не найдено. Из-за сильного течения реки оно снесено под лёд, глубина которого местами достигает двух метров», – так заканчивалась его докладная, аккуратно подшитая в толстую книгу, в которую собиралась текущая информация по лагерю.

* * *

Трясущегося от волнения Жеку закутали в оленью шкуру и посадили в нарты.

– Ну, всё, мужики, я на воле. Наконец-то сбылось, – бормотал он без умолку, ещё не веря в своё спасение. – Надо быстрее уезжать, пока меня не хватились. Промашка вышла, чуть не застукали. Молодой охранник…

Он матюгнулся и стал ругать конвоиров и проклинать лагерь, из которого только что убежал. При этом не забывал поторапливать Семёна. Но тот и без него знал, что надо делать. Едва беглый зэк сел в нарты, олени рванули во весь опор. Будто соревнуясь с северным ветром, они мчались прочь от этого страшного, богом забытого места, где смерть несётся по пятам за каждым. Когда отъехали достаточно далеко, Семён остановил упряжку.

– Мы в безопасности. Тепереча нас даже пуля не догонит. Дай-ка я погляжу на этого беглеца, из-за которого рисковал своей головой. Иван говорит – ты хороший человек, – соскакивая с нарт, подошёл он к Жеке. – Если бы не он, я бы не стал связываться с тобой. Я вообще зэков не люблю, от них только беда. Зачем их сюда столько понагнали?! Стоко лагерей вокруг понастроили и во всех сидят эти зэки. Горы рвут, дороги пробивают, уже и так всех зверей разогнали. Так, глядишь, скоро всю тайгу загубят и за нас примутся. А как кто сбежит – так жизни нет никому: по тайге военные шныряют, народ гоняют, давай лови им того беглеца. Хоть живого, хоть мёртвого, а найди и привези.

Не обращая внимания на его причитания, Жека твердил о погоне и, не выдержав, заругался:

– Чего… стоим? Кого ждём? Сеня, кончай базар. Погнали!

Жеку можно было понять: оказавшись на свободе, не хотелось снова возвращаться за колючую проволоку, где ждут унижения, пытки и даже смерть.

– Успокойся, – остановил его Иван. – Сейчас ты в полной безопасности. Если вдруг даже хватятся тебя, охранники в тайгу не полезут. Ты же сам знаешь – не на чем. Да и зачем из-за одного беглого зэка, который сам в тайге замерзнёт, поднимать весь караул в ружьё? Сейчас мы едем в зимовье Семёна.

На Жеку его слова подействовали успокаивающе, и постепенно тот пришёл в себя. Расспросив, как удалось организовать побег, он даже стал подшучивать над своими спасителями.

– Ну, Иван ты вырядился! Прямо чучело болотное. Я, как тебя увидел, подумал, конвоир поднялся из засады. Уже хотел мочить.

* * *

Зимовье Семёна представляло рубленую избушку с двумя узкими нарами и небольшим столом между ними. Прямо над столом белело маленькое окошко, закрытое обломками стекла. Сбоку от двери виднелось отверстие для печной трубы. Чтобы избушка не загорелась, Семён обил дырку жестью от консервных банок. Разгрузив нарты, он быстро установил свою походную печку и сразу раскочегарил. В зимовье стало тепло. На одних нарах, надставленных с боку жердями, теперь предстояло спать Ивану и Жеке.