И взрывы хохота толпы накатывающейся заглушали голоса толпы схлынувшей, как волна прибоя, ударяясь о скалы, заглушает звук волны отступающей.

Вот так текли во множестве люди, подобно реке, готовой без остатка броситься в море, оставив ложе свое сухим и пустынным…

Лишь Исаак Лакедем застыл молча, словно бы окаменев, на том же месте, где его застигло Иисусово проклятие.

Однако, когда шум, крики, смех, ругань и богохульные восклицания замерли по другую сторону Древних ворот, отверженный, казалось, постепенно пришел в чувство. Он огляделся, увидел, что остался один, обеими руками хлопнул себя по лбу и кинулся в дом, закрыв за собой дверь на все засовы.

Но вот Иисус дошел до подножия Голгофы.

Чуть ниже того места, где он проклял Исаака и оставил на руках у Серафии свое нерукотворное изображение, находился перекресток, куда выходили три улицы. Там Иисус споткнулся и упал, а крест перевернулся и остался лежать в нескольких шагах от него.

Люди, отправлявшиеся в храм, сострадая несчастному, стали громко говорить:

— Разве вы не видите, что бедняга при смерти?

И тогда некоторые фарисеи, желавшие до конца насладиться зрелищем казни, закричали стражникам:

— Эти люди правы: так мы не доведем его живым до вершины Голгофы. Найдите кого-нибудь, кто бы помог ему нести крест.

Стражи огляделись. Поскольку же большинство из них, хотя и состояли на службе у императора Тиберия, были иудеи, то сразу выделили из толпы человека в сопровождении троих детей, язычника, поклонявшегося богу Юпитеру. Его-то они схватили и подвели к Иисусу.

Звали этого человека Симон. Он был родом из Киринеи, а по ремеслу садовник. Солдаты вырвали у него из рук вязанку хвороста и заставили нести на плече один из концов креста.

Симон вздумал было воспротивиться, но не тут-то было. Служители пригрозили ему: кто замахнувшись рукоятью меча, кто древком пики. Ему пришлось стать за спиной Иисуса, а трое его детей шли рядом и плакали, поскольку не понимали, чего хотят от их родителя, и боялись, что его самого распнут.

Женщины, замешавшиеся среди шедших близко от головы процессии, взяв детей за руку, успокоили их; это удалось легко: двое были уже большими, десяти-двенадцати лет, и лишь третьему едва минуло шесть.

Сначала Симон справлял свою повинность с отвращением, но, вставая, Иисус одарил его таким благодарным взглядом и сказал ему несколько столь проникновенных слов, что киринеянин начал неясно догадываться: быть может, он извлечет в будущем более утешения, нежели позора из той случайности, благодаря которой судьба столкнула его с Иисусом.

Пройдя под аркой Древних ворот, перейдя через мост, перекинутый над Долиной мертвых, оставив слева гробницу пророка Анании, Иисус оказался перед несколькими женами и девами иерусалимскими.

Как раз тогда он чуть не упал. Но Симон Киринеянин, уперев в землю свой конец тесины, подбежал к Христу и поддержал его.

Женщины, ждавшие Иисуса, оказались из числа тех, кто слушал, как он проповедовал. Некоторые из них были даже в родстве с Иоанной, женой Хузы, и Марией, матерью Марка, поэтому они пришли явить жалость к нему, а не оскорблять. Заметив же, что он так бледен, слаб и изувечен, они заплакали и протянули свои головные накидки, чтобы он мог осушить лицо.

Но он, обернувшись в их сторону, сказал:

— Дщери иерусалимские! Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо приходят дни, которые скажут: «Блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!» Тогда начнут говорить горам: «Падите на нас!» и холмам: «Покройте нас!»

Женщины попытались пробиться к Иисусу. Одна из них несла ему серебряную чашу с вином, согретым с ароматическими травами, в надежде, что ей удастся приблизиться к Спасителю настолько, чтобы дать ему омочить губы. Но стражники их всех так грубо отталкивали, что вино выплеснулось и разлилось по земле.

Иисус, однако, укрепился на ногах, и все тронулись далее. На вершину Голгофы вела извилистая, усыпанная острыми камнями дорога. Иисус поднимался с трудом и, потратив около четверти часа на то, чтобы сделать сто шестьдесят шагов, упал в пятый раз.

Но он был почти у цели. Поэтому с него сняли крест и отослали Симона, хотя тот уже хотел остаться, столь нежной жалостью он проникся к страдальцу. Однако стражи не позволили ему этого и прогнали прочь.

Иисус же утешил его и отблагодарил словами:

— Иди спокойно, Симон, мы еще встретимся в царстве Отца моего!

Весь холм был оцеплен лучниками, занявшими свои места за два часа до прихода Иисуса: Каиафа не мог поверить, чтобы апостолы и ученики Христа не попытались силой отбить учителя.

Этих лучников привел Авен Адар.

То, что на холм стянули столько войска, объяснялось еще и подозрением, что Иуда, как и апостол Симон, принадлежал к секте зилотов, поклявшихся освободить Иудею любой ценой, и предал он своего учителя не из зависти или алчности, а желая подтолкнуть его к какому-то решительному действию.

Вот почему Каиафа попросил у Пилата подкреплений, а прокуратор в свою очередь умножил число дозорных, разослав их по всему городу, особенно в квартал Везефы и предместье Офел, где жило много сторонников Иисуса.

Увы! Если бы Пилат сейчас мог видеть Иисуса, когда тот, шатаясь, стоял у креста, колеблемый то утихавшей, то усиливавшейся болью, словно тростник под ветром, он бы поверил в сказанное ранее пророком: «Царство мое не от мира сего!»

А нужно было еще приготовить крест, все части которого, пока не соединенные, лежали на земле. И божественный мученик должен был улечься на орудие будущей пытки, чтобы палачи измерили его руки и ноги. Когда же мерку сняли, ударом ноги его скинули с тесины.

Он уже не мог идти, поэтому два стражника грубо схватили его под мышки, рывком поставили на ноги и оттащили на двадцать шагов в сторону.

Именно там они собирались раздеть его и прибить к кресту.

Палачи между тем заканчивали последние приготовления. Кресты обычно ставили на самой вершине скалистого холма. Там уже вырыли три ямы, а в двадцати шагах оттуда, как мы уже сказали, на древе крестов укрепляли перекладины, прибивали деревянные бруски, поддерживающие ноги, сверлили отверстия в досках с надписями, чтобы привязать их, и делали выемки на месте выступающих частей тела, чтобы оно плотно прилегало и держалось на кресте. Если бы пытаемый обвис, вся тяжесть пришлась бы на руки, к тому же у Иисуса были тонкие, слабые кисти и запястья — они могли бы не выдержать.

Пока что на вершине топталось восемнадцать солдат, восемнадцать лучников и столько же палачей. Одни суетились около двух разбойников, другие — у креста Иисуса или вокруг самого Христа. Их дубленая темная кожа, иноплеменные лица, невероятно белые зубы, мелкокурчавые, как у негров, шевелюры делали их весьма похожими на демонов, занимающихся каким-то адским ремеслом.