— Во время войны против «Хезболлы» южный Ливан бомбили восемь раз в месяц. Почти во всех атаках использовались кассетные бомбы.

Мустаф замолчал и поднял кружку с чаем. Он как будто собирался глотнуть, но потом передумал и поставил ее обратно на поднос. Мужчина долго сидел, держа руку на кружке. Эрику пришлось сменить положение, потому что одна нога онемела. Его движение оживило Самира.

— Мона, моя дочь, любила животных. Не только домашних животных и дельфинов, как все дети. Для нее любое маленькое насекомое было чудом. Живое волшебство, заслуживающее все ее внимание и любовь.

Эрик подумал о маленькой девочке с кудрявыми волосами. Он вспомнил, что ее фотография лежит у него в кармане.

— У сестры жены был день рождения, празднование проходило в доме моей тещи Элиф в Кане. Моя жена Надим и Мона поехали раньше.

Он остановился, перевел дух.

— В кухню Элиф попала граната. Как — я не знаю. Может быть, из-за Моны, может быть, она нашла ее, когда играла на улице. Кто-то рассказал, что так все и было. Граната уничтожила все. Все, что имело хоть какой-то смысл. Я…

Его голос стих. Эрик не мог смотреть на страдания, отразившиеся на лице Самира, и опустил глаза. Самир сложил руки в молитвенном жесте. Промежуток между обручальным кольцом и пальцем указывал на то, что палец был толще, когда кольцо изготовили. Мужчины долго сидели молча. Что-то проскрипело вдалеке, раздался пронзительный звук, словно кто-то провел ногтем по грифельной доске. По тоннелю прокатилось эхо.

— Вирус «Мона» — это ваша месть?

Самир не ответил. Голова тяжело свисала, плечи были опущены. Он как будто отсутствовал. Через некоторое время Эрик предпринял очередную попытку.

— Я правда сочувствую вашему горю. И понимаю вашу борьбу.

Самир взглянул на него. Когда он заговорил, голос зазвучал суровее.

— А вы, Эрик Сёдерквист из Швеции. Почему вы здесь?

Эрик окаменел. В желудке словно открылась рана. Наступил момент истины. Темные глаза Самира сверлили Эрика, и он тонул в собственной лжи. С чего начать? Как объяснить что-то невообразимое и не показаться сумасшедшим? Он откашлялся и попытался найти верный тон.

— Вы, наверное, не поверите тому, что я скажу, но дайте мне шанс. Моя жена, Ханна Сёдерквист…

Неожиданный стук из правого тоннеля заставил его замолчать. Послышались шаги нескольких человек, и один из палестинских охранников вошел в комнату. Он щелкнул затвором на автомате и, тяжело дыша, встал на подушки прямо между Эриком и Самиром. Один из его сапог угодил на поднос и опрокинул кружку Самира. Черное немое дуло автомата смотрело прямо Эрику в лицо. Палестинец что-то крикнул. Эрик не понял слова, но инстинктивно поднял руки за голову. Охранник вглядывался в проем тоннеля. В свете лампочки появился бледный мужчина невысокого роста. На нем были коричневые мешковатые брюки, длинная коричневая рубашка и тонкая палестинская шаль с черным узором. Охранник поочередно смотрел то на него, то на Эрика. Эрик боялся вдохнуть. Мужчина улыбнулся одними губами.

— Мистер Сёдерквист, добро пожаловать в Хан-Юнис. Надеюсь, вы оба провели плодотворную встречу.

Он говорил на идеальном английском с легким британским акцентом. Все молчали.

— Простите, что я вот так вмешиваюсь, но ваш диалог на этом закончен.

Мужчина что-то быстро сказал палестинцу, который тут же на шаг приблизился к Эрику, поднял оружие и ударил его по голове. Удар был приглушенный и мягкий, похожий на удар мокрым полотенцем. Пол двинулся на Эрика, и вот он уже лежал у ног палестинца. Звуки вокруг отдалились и стали казаться нереальными. Последняя сознательная мысль вертелась вокруг Рейчел. Как она могла это допустить?

* * *

Тель-Авив, Израиль

В противоположность морфиновому забытью действительность была беспощадна. Здесь кости выкручивались из суставов, а пузыри и раны на коже трескались. По мере уменьшения дозы морфина увеличивалось время присутствия действительности. Постепенно. Боль, словно кипяток, обжигала ее. Она не умерла. Она не жила. У нее пропало чувство времени и пространства. Тара не давала ей уйти. Было заманчиво перестать бороться, просто перестать держаться. Так просто. Но Тара не справится без нее. Она нужна Таре. Красивой милой Таре.

Что произошло на самом деле? Она как раз включила песню Careless whispers.[105]Белая стена накрыла ее. Бросила сюда. В место между жизнью и смертью. Рейчел лежала неподвижно, тело горело. Все, чего она хотела, — это вылезти из него и спастись. Об Эрике она тоже думала, но не так, как о Таре. Не так отчетливо. Тара нуждается в защите. Рейчел должна победить боль. Она натренирована на это. Рейчел снова погрузилась в сон без сновидений.

* * *

В окрестностях Хан-Юниса, Газа

Темнота была всепоглощающей, но повсюду вокруг него жили запахи и звуки. Эрик лежал на твердой бугристой поверхности. На бетоне, покрытом слоем гравия. В воздухе висела затхлая влажная вонь, как от мокрой земли или глины, а может быть, мочи. Эрик осторожно ощупал место на голове, куда попал приклад. Крови, по-видимому, не было, но появилась болезненная шишка. Эрика тошнило. Сотрясение мозга. Он осторожно повернулся на бок, от боли перехватило дыхание.

— Проклятье.

Свернувшись и замерев, Эрик долго глубоко дышал. Он вытянул руку и потрогал пол вокруг. Ничего. Он убрал руку за спину и тут же уткнулся в прохладную стену. Эрик лежал в камере или своего рода кладовке. Он вспомнил худого мужчину с британским акцентом. Ахмад Вайзи? Мужчина, которого Самир называл своим шефом? Тот же человек, кто писал в чате, подписываясь «А»? Похоже на то. Мужчина, который спланировал теракты и дал приказ их осуществить. И он знал, что Эрик — обманщик. Но они не застрелили его. Может, ждали приказа или хотели сначала допросить.

Сёдерквист перевернулся обратно на спину и закрыл глаза. Не то чтобы закрытые глаза что-то меняли, но это оказывало успокаивающий эффект. Он потерпел поражение. «Моссад» потерпел поражение. Наверное, израильтяне и не рассчитывали на то, что Эрик справится. Он наверняка был одной из многих приманок. Безымянная пешка. А теперь его вычеркнули из списка. Рейчел приступила к новому заданию.

Во рту ощущался металлический привкус. Эрик вспомнил маленькую библиотеку на улице Герцля, 44. Женщину и ее удивительную историю, бумажную бригаду и поэта Аврома Суцкевера. Тут в мыслях Эрика появилась Ханна. Они никогда не расставались так надолго. Через некоторое время Эрик заснул. Он спал беспокойно и без сновидений. Несколько часов спустя его разбудил скрип, который, словно нож, разрезал голову. Эрик открыл глаза и начал вглядываться в темноту. Кто-то открыл дверь в камеру. На свету проявился силуэт.

— Мистер? — прозвучал неуверенный голос.

Эрик неподвижно лежал в темноте, боясь пошевелиться.