— Цел я, леди, — сказал он медленно. — Не ранен. Это не моя кровь. Помогал… медикам. Хорошо, что вы приехали. Я… ждал. Очевидно… надо войти в дом, да?

— Вам надо отдохнуть, герцог, — сказал Валор, подходя. — Вас оглушило.

— Я в порядке, — сказал Раш так же тихо и медленно. — Жейнар умирает. Дочь… ей только шестнадцать… а ноги нет. Кость торчит. Девочка. Ещё девочка. Ещё дети.

Из его глаза вытекла слеза, окрасилась кровью, как у вампира, и скользнула по лицу, по-прежнему дико спокойному. Норис сунул мне чью-то жандармскую форменную шинель, мы с Валором укрыли ею Раша и пошли вместе с ним к парадному подъезду.

Подъезд был совершенно цел, швейцарская и холл — тоже. Из холла вела наверх лестница, украшенная южными растениями, — и я услышала, как там, наверху, кричит девушка. Анфилада первого этажа заканчивалась грудой обломков.

— Норис, — сказала я, — пошлите за Ольгером. Он гениальный алхимик, может, что-то посоветует медикам. А где Жейнар, мессир Раш?

— Там, — сказал Раш, показав кивком и взглядом. — Там, наверху, тепло… а здесь холодно очень, — и вдруг повалился на руки Валору.

— Шок, — сказал Валор. — Идите, идите, деточка, я ему помогу. Он в относительном порядке.

Я кивнула ему и побежала по лестнице на второй этаж.

Там было совсем не похоже на особняк правителя: там был импровизированный госпиталь. В высоком светлом зале на полу лежали перины, матрасы, — видимо, их собрали со всего дома, — а на них окровавленные и обожжённые люди, которых мне показалось слишком много. Кто-то лежал в забытьи, с кем-то возились медики, пахло порохом, горелым деревом и мясом, кровью, карболкой и хлороформом. Я искала глазами Жейнара — но это всё были взрослые люди. Здесь было до странности тихо, только некоторые из раненых глухо стонали.

— А дети? — спросила я у медика, отмывавшего в тазу с водой окровавленные руки.

— Дальше, — сказал он. — Здесь те, кого выбросило и мы из-под камней вытащили. Рвануло в приёмной герцога, а там много народу было. Тут — счастливчики, остальных разорвало на части.

Я побежала дальше.

Нашла детей в гостиной.

На кушетке лежала девушка. У неё были такие же тяжёлые вороные волосы, как у Раша, и такое же белое лицо, как у него сейчас. Она изо всех сил держалась за руки заплаканной дамы в домашнем сером платье и кусала губы — это она кричала. Её окровавленное розовое платье было задрано, мокрые от крови остатки белья валялись на полу, одну её ногу два медика укладывали в пропитанные гипсом бинты, а второй почти не было — только мешанина костей и кровавых клочьев. Мессир Сейл что-то делал в этой кровавой каше блестящим инструментом, похожим на ножницы, второй такой торчал из глубины раны.

— Ампутация тут нужна, леди Гелида, — говорил Сейл. — Ничего больше не сделаешь. Ампутация — и скорее, пока она кровью не истекла: сосуды плохо видно, не остановить. Мы приготовили стол в столовой, там светлее.

Девушка рыдала и кричала: «Нет! Нет!». Её мать плакала молча.

— Вы заснёте, леди Мельда, — сказал Сейл девушке. — Заснёте — и будет легче, поверьте. Всё будет хорошо, вам повезло: вы выжили…

Мельда кивнула — и снова зарыдала без слёз. Медики переложили её на развёрнутое одеяло и вынесли из комнаты.

Жейнар лежал на высоко подложенных подушках на диване — и пожилой медик что-то делал с его головой. На Жейнаре были клочья обгоревшей и окровавленной рубашки. Мне показалось, что лица у него вообще нет: грудь, шея и лицо — только кровь и обожжённое мясо. Но Раш ошибся: мой парень был жив и не собирался умирать.

И если не увидел, то почувствовал меня. А я ощутила волну его Дара — сильно, совсем не предсмертную.

— Леди Карла! — позвал Жейнар громче, чем, кажется, вообще мог.

— Молчите, молчите, юноша! — сказал медик. — Не надо вам разговаривать.

Я подбежала и присела рядом с ним на ковёр, подала руку — и Жейнар за неё ухватился. Тяпка прижала уши и принялась вылизывать его пальцы. Я смотрела в упор — и поняла, что один его глаз цел: он смотрел на меня. Второго не было.

— Не болтай, — сказала я. — Только выживи.

— Я выживу, — пообещал Жейнар и скульнул, как щенок. — Ужасно больно. Карла… у них не было артефактов.

— Я догадалась, — сказала я, гладя его руку.

— Они пришли вместе с референтом из банка, — сказал Жейнар. — Я думал… они тоже из служащих. У них были… портфели.

— Не надо, не надо разговаривать! — снова сказал медик.

— Леди Карла! — услышала я голос Нориса. — Там, похоже, нашли что-то важное.

— Не могу сейчас, — сказала я и снова попросила Жейнара: — Выживи, пожалуйста. Сейчас приедет Ольгер, у него наверняка есть какой-нибудь эликсир, который ослабит боль.

— Скорее бы, — выдохнул Жейнар. — Иди, Карла, иди. Надо.

— Идите, леди, — сказал медик. — Ему отдохнуть надо, мы хлороформ дадим…

Я поцеловала Жейнару ладонь — клеймо его:

— Не хочу уходить. Тебе будет тяжело одному.

— Надо, надо, — сказал Жейнар. Я чувствовала, как он старается не стонать. — Надо делать… наше дело. Иди. Я тебя тоже люблю… и выживу.

Трудно было его отпускать. Я уже поняла, что ещё увидимся, — и всё равно ужасно трудно. Я еле заставила себя и встала. Повернулась — и чуть не столкнулась с Рашем.

Он выглядел чуть лучше, даже смыл кровь с рук и лица. И спросил:

— Что дети? Как?

— Будут жить дети, — сказала я. — Побудете здесь?

И оставила Раша с Жейнаром. Так оказалось легче.

* * *

Внизу уже работали всерьёз. Толпа зевак всё не расходилась, но теперь жандармы оцепили часть улицы — зевакам пришлось глазеть очень издали. Завал разбирали каменщики, поднимали балку лебёдкой, грузили на подводу обломки. Медики помогали вытаскивать из-под камней останки погибших бедолаг, их укладывали на брезент, расстеленный прямо на снегу, и укрывали простынями. Несколько душ убитых были пока здесь: они не ожидали смерти и ничего толком не поняли, вид у них был потерянный и оглушённый. Валор беседовал с молодой женщиной-духом. У неё не было