Но едва ли за триста лет нашлось бы хоть одно поколение плесковских и изборских князей, которые не жаждали бы объединить всех западных кривичей под своей властью. Некоторым это удавалось, но не надолго. Борьба шла с переменным успехом, но редко когда совсем затихала. Иной раз двум князьям удавалось породниться, обменяться дочерями или сестрами, но уже следующее поколение кидалось с удвоенной яростью драться за наследство общих дедов. Князь Дедобор в свое время стремился взять в жены Любозвану, старшую сестру Вольги, но Судислав предпочел выдать ее за сына словенского старейшины Вышеслава — он не собирался давать соперникам заложницу в лице своей дочери и одновременно связывать себе руки родством, которое только помешало бы прекратить застарелую вражду.

Посеянные семена дали свои плоды. Тревожные разговоры не умолкали: все хорошо помнили, как всего год назад князь Дедобор приходил сюда с дружиной и предлагал Плескову себя в князья вместо «отрока», как он презрительно именовал Вольгу. Но готовый к такому обороту «отрок» успел собрать дружину не меньшую, к тому же пригрозил Дедобору гневом своей ильмерской и ладожской родни. Собранное вече отвергло притязания Дедобора, и он ушел восвояси. Но теперь всем казалось почти решенным и неизбежным, что он немедленно вернется, как только узнает, что Вольга убрался в такую даль и увел почти всех мужчин, способных сражаться. Как быть?

Этот вопрос старейшины сами задали Вольге на очередном пиру. В последние дни они каждый вечер собирались к молодому князю, чтобы обсудить подготовку к походу.

— Нам ли, внукам Перуновым, спрашивать? — Вольга сидел во главе стола подбоченясь, будто все известные племена уже лежали у его ног. — Пусть бабы кудахтают, как быть. А мы дело делать будем. Войско собираем? Собираем. Пусть Деденя покуда думает, что на Киев ополчились и скоро уйдем. Пусть там свои ручонки загребущие потирает. А мы по пути в Киев и к нему завернем. Тут недалеко, дорогу чай знаем.

— Хочешь Изборск занять? — охнули старейшины.

— Так что же, век вечный этот прыщ на заднице терпеть? — грубо, но уверенно ответил Вольга. — Не мы его, так он нас! А я ждать не буду. На Киев пойду, но Деденю у себя за спиной не оставлю. А тогда пойду, когда волков из своего леса повыведу и знать буду, что стадо мое в безопасности. А то ведь, чужого ища, свое потерять недолго. Время сейчас подходящее. Другого случая боги не дадут, а кто свою удачу упускает, о том они забывают.

Слова эти упали на подготовленную почву, удобренную свежей золой, и обещали дать обильные всходы. Все уже свыклись с мыслью о походе на юг, о скором обогащении, и отказаться от этих заманчивых возможностей из-за подлеца Дедени казалось слишком обидно. Вольга не просто добился от старейшин согласия на военный поход на Изборск — он буквально заставил их требовать этого похода от него. Теперь важным было только собрать войско прежде, чем Изборск узнает об этом. А учитывая близость расстояния и взаимную настороженность, сохранение тайны представлялось почти невозможным делом.

— Если уж совсем скрыть наши приготовления не удастся, то следует напустить тумана, — советовал Вольге хитроумный Одд. — Нужно дать этому Дидберу много разных объяснений на выбор, притом таких, которые ему наиболее понравятся. Во что он охотнее всего поверит?

— Что я собрался через белый камень скакать, чтобы шею сломать! — хохотнул Вольга. — Вот он бы счастлив был, если бы я как-нибудь в Навь убрался! Он же, змей поползучий, и на город мой, и на невесту мою пасть раззявил!

— Что? — Одд с живостью вскинул глаза. — Ты говоришь, ему нужна твоя невеста? Это правда?

— Еще бы! — Вольга скривился, вспоминая празднества в Ладоге в начале зимы. — Когда на имянаречение Велемова сына ездили, Деденю тоже Встрешник туда принес — так он, жаба бесстыжая, при всем честном люде кричал, что-де если мне моя невеста не нужна, то он ее за себя возьмет хоть завтра! А у самого есть жена, княгиня, не простая, а Всесвята полотеского младшая дочь! А все туда же!

— Постой, но это же очень хорошо… — Одд взялся за подбородок. — Это меняет дело…

— Как — меняет? Что меняет?

— Я еще не знаю… Погоди немного, мне нужно подумать… Но эта девушка, дочь Домагеста, может помочь нам…

Стейн при этом вскинул глаза, Одд поймал его пристальный взгляд и тут же добавил:

— Конечно, мы позаботимся о том, чтобы ей не было причинено никакого вреда. Ведь она — сестра и моей, и твоей будущей жены, и они нам не простят, если с их младшей случится что-то нехорошее.

Стейн несколько успокоился, а Вольга блаженно улыбнулся. Одд назвал его будущей женой не Велемилу, а ее старшую сестру, и одна мысль о том, что он уже на пути к цели, делала плесковского князя счастливым.

Предполагалось, что князь Ольг вскоре вернется, поэтому Велемила по прошествии месяца уже ждала Стейна назад. Едва ли Вольга отпустит гостей очень быстро, но ведь лето не вечно, а Ольгу еще до Корсуня ехать — он сам не станет особенно засиживаться в гостях. Этими рассуждениями она утешала и себя, и Яромилу. Теперь оставалось не так далеко до Купалы, и все сходились на том, что князь Ольг справит свою свадьбу и уж потом уедет в Корсунь.

Но дождались они вестей совсем не от того человека, и вовсе не о той свадьбе зашла речь. В Ладогу явился плесковский нарочитый муж Боживой и от имени князя Вольги потребовал, чтобы его обрученная невеста, Велемила Домагостевна, была немедленно к нему отправлена.

Старейшину Боживоя здесь знали хорошо: он не раз наведывался в Ладогу по торговым делам и даже возглавлял то посольство трехлетней давности, когда Велемилу обручили с Судиславовым сыном. Домагость помнил, что в начале зимы Вольга дал ему слово к Купале прислать за невестой, но до Купалы уже оставалось так мало времени, что он ждать перестал и теперь даже растерялся. Велемила, тоже знавшая о том обещании, уже воображала себя свободной — нарушения женихом слова воевода не потерпит — и была почти убита появлением плесковичей.

— Не может князь наш больше ждать, и земля плесковская без княгини больше быть не может! — сурово и непреклонно объявил Боживой. У себя дома Вольга отговаривался от скорой свадьбы тем, что-де невесту не отпускает ее род, пока не подросла новая Дева Альдога, поэтому Боживой пустился уговаривать Домагостя, с которым немало медов было распито в прежние годы: — Ну сам посуди, Доманюшко, сколько же можно кота за хвост тянуть? Над нами только ленивый не смеется: в князьях у вас, говорят, отрок сидит беспортошный, жены не имеет, землей править не в силах. А князь наш давно не отрок, ему уж за двадцать, если бабка не врет ради старости. Куда ему еще три года ждать? Или не помнишь, как тут Дедобор изборский у тебя же за столом его вороной бранил, что свою лебедушку изловить не в силах? Не можем мы больше терпеть поношение, и боги гневаются, что нет у нас княгини, матери кривичам, того гляди, неурожая дождемся, и так уже в прошлые годы не хлеб, а слезы собрали. Тут еще князь Ольг приехал, зовет с собой на Киев идти, с князем Аскольдом докончание крепить. Что с нами дружиться, коли мы ему никто? А будет ему князь Вольга свояком — милости просим, никак иначе!