– Ты мне не доверяешь, так? – ровным голосом спросил он. – Считаешь, что я слишком глуп, чтобы тебя понять.

– Лин…

– Не надо, – перебил он Алису. – Да, я не был с тобой там. Не видел того, что открылось тебе. Но я все еще рядом. – Лин сглотнул так, будто у него в горле, которое уже не сжимала своей костлявой рукой лихорадка, встал твердый ком. – Знаешь, пока я лежал здесь… Юли приходила ко мне каждую ночь, а мне казалось, что это ты. Я называл ее твоим именем. Даже стыдно теперь.

Алиса слушала его, опустив голову так, что ей на лицо упали выбившиеся из узла длинные пряди; она не произнесла ни слова.

– Я все представлял, как ты вернешься. Вбежишь в общий дом, и все наладится, будет так, как в старых сказках Феты. Помнишь? Только в них смелые воины спасали прекрасных дам, а у нас вышло наоборот. – Он грустно засмеялся. – И вдруг все сбылось. Только я открыл глаза, а ты уже рядом. И я не умираю, и ты живая… Святые Крылатые, я так счастлив был всю прошлую ночь.

Алиса продолжала молчать, каменея от его горьких слов.

– Но теперь я вижу, что ты не вернулась. Что ты все еще там. – Лин хлопнул ладонью по рассохшемуся подоконнику, удивленно посмотрел на перевязанную ладонь, а потом улыбнулся чему-то своему. – Но это не значит, что я не могу пойти с тобой. Не знаю куда и что нас там ждет. Но я здоров, я точно смогу помочь тебе, что бы ты ни задумала… и я пойду.

Мгновение назад Алиса еще стояла у стола, и вот она уже прижималась лицом к спине Лина в больничной рубахе.

– Мы никогда не будем жить с тобой вместе, воробушек. Помнишь, я говорил тебе, когда ты улетала, что мы могли бы… Да, мы могли. Но теперь уже не сможем, – продолжал он не оборачиваясь. – Только это не важно сейчас. Я помню тебя зареванной девочкой, залезающей ко мне на кровать. Ты держала в кулачке серую муфту и утирала ею слезы со щек. А я грел твои ледяные ноги в ладонях и щекотал, чтобы ты рассмеялась.

Алиса уже плакала. Крылатая помнила себя такой и знала, что та девочка осталась навсегда где-то в серебряном мареве крылатого сна.

– Ты всегда останешься моей маленькой подружкой, воробушек, – шепнул Лин, поворачиваясь к ней.

Он крепко обнял рыдающую Алису, вдыхая запах ее волос.

– Не плачь, вместе мы любой Огонь потушим. Слышишь? Я обещаю.

Алиса сдавленно кивнула, продолжая всхлипывать. Гложущая боль и страх, что накопились в ней за дни и дни пути, наконец ослабили свою хватку. Она отстранилась от Лина и достала из внутреннего кармана своей куртки смятый комок серой шерсти.

– Вот, – хриплым от слез голосом сказала девушка. – Возьми. Ее вязала еще моя мама, я хочу, чтобы она осталась у тебя.

Лин осторожно взял муфту, покачал на ладони, а после осторожно вытер ею заплаканное девичье лицо.

– Все будет хорошо, – сказал он и легонько поцеловал Алису в уголок губ.

Слабая улыбка, словно первый лучик света, проскользнувший сквозь рассеивающиеся тучи после ядовитой грозы, появилась на лице Крылатой. Она на мгновение замерла и снова прижалась к Лину.

Чарли, внимательно наблюдавший за ними, вздохнул и улегся в углу. Может быть, человеческий детеныш и не знал мир снаружи, но Алису он любил. И любил сильно, лис это чувствовал. Может статься, почти так же сильно, как любил ее сам Чарли.

Пыль клубилась, поднимаясь серыми вихорками от ее шагов. Фета шла по краю улицы, не отвечая на приветственные оклики.

Город любил ее, хотя и побаивался. Она принимала роды, обрезая пуповины твердой рукой, лечила ушибы, вывихи, переломы, а долгими вечерами у большого костра любила рассказывать истории о далеких временах до Огня.

Ей нравилось смотреть, как загораются присыпанные пеплом глаза, как выпрямляют спину и расправляют плечи те, кто еще мгновение назад с тоской шел мимо. Огонь сумел сжечь мир, превратив его в жалкое подобие того, что еще помнила Фета. Но люди оставались людьми, в них можно было взрастить семя надежды на лучшее будущее.

И вот теперь она шла по пыльной улице, обходя желающих перекинуться парой слов знакомых: Фета направлялась в общий дом Братства. Внутри нее еще бушевала буря минувшего спора с крылатой девкой.

– С новой Жрицей, – шепотом поправила сама себя Фета и ускорила шаг.

Идти было трудно, кривенькие ножки вдруг принялись ныть и подгибаться. Тело, что многие годы притворялось старым, сейчас словно лишилось твердой основы. Глаза начали подводить ее, мир растворялся в мутной пелене. Фета потерла их с неудовольствием, почувствовав, как натянулась сухая кожа на запястьях.

Все это время у нее получалось творить из себя старую бабку, беззубую, пусть крепкую, но давно увядшую. Так она меньше привлекала внимание. Что взять с полоумной травницы, хозяйничающей в лазарете? В доме, где лечились те, у кого был еще шанс встать на ноги, она появлялась реже. Рукастые девки, которые выросли под ее крылом в настоящих лекарей, прекрасно справлялись, Фета довольно щурилась, наблюдая, как они хлопочут над очередной роженицей или ребенком, подхватившим песчаную хворь.

Но теперь, после того, как она, привыкшая к тяжести венка, была избавлена от священной ноши, сила начала покидать тело, что и правда давно уже утратило молодость и свежесть.

Фета остановилась на полпути, рассерженно потирая ноющее колено. В нем что-то хрустело, каждый шаг давался с трудом – боль вообще сопровождала каждое ее движение. Поясницу ломило, колючие пальцы внезапной дряхлости поднимались вверх по спине, чтобы добраться до тяжелого затылка и стиснуть его холодной хваткой.

Общий дом приближался томительно медленно, Фета все шла и шла, а стены будто убегали от нее, отодвигаясь в пыльную даль. Но старуха брела, упрямо, не сводя с цели глаз, утративших способность видеть четко.

Упорство всегда жило в ней, с бесконечно далеких лет ученичества, со дня, когда она вступила в Рощу, чтобы стать Жрицей, точно зная, предчувствуя, что Божество выберет ее среди прочих. А сколько ей понадобилось неизбывного упрямства, чтобы пережить, переждать пепел и золу, чтобы еще хоть раз услышать зов, принесенный ветром. Кто же знал, что ветер этот принесет с собою и Крылатую, обрученную с Рощей?

Фета поморщилась, как от боли. Девчонка ничего не понимала, но, полная уверенности в своем предназначении, готова была пойти на все – это старуха почуяла сразу. А когда серебряные всполохи лизнули лицо ее так же, как было в день Огня, Фете осталось только склонить голову. Он был теперь неотъемлемой частью Алисы, слышал все, что девчонка слышала, но понимал куда лучше, даже не проснувшимся еще сознанием.

– А-а-алан… – протянула Фета, давясь беззвучным смехом.

Приемышей она брала на воспитание с первого дня существования Города. Белобрысый оборвыш с таким именем вырос в хорошего воина. Но и лучшим не избежать смерти, пустыня в каждом отыщет слабое место.

За всеми этими мыслями старуха не заметила, как дошла до дома Крылатых. Не тратя времени на стук, она распахнула тяжелую дверь и шагнула внутрь.