Я выбрал для самоубийства самый ядовитый наркотик в окрестностях. Обжорство! Я – двурукий Шива Хомяк, бог смерти от обжорства!

Все начинается ранним утром, часа в четыре дня, с яичницы – пять желтых, бьющихся в гепатитной горячке глаз, бельмо вокруг, томатные кровоподтеки, дохлые тушки бекона, сено, сено, сено… День разгоняется. Колбаса, сосиски, аккуратные упаковки ядовитых смесей порезанных, выложенных на руины рассыпчатого белого хлеба, обжаренных в прогорклом масле, – сэндвич, сэндвич! Адское изобретение человечества. Разве недостаточно того, что Элвис своей смертью написал эпитафию сэндвичу? День продолжается.

Внутренности скручиваются. Я ем и блюю, блюю, сру и ем. Кончаю с собой, как умею. Упаковки креветок, пицца, паштеты, свиные медальоны, картофель, лапша, бульонные кубики, трупики цыплят. Все – в мою топку! Даже мухи ушли. В глазах темнеет, язык вываливается… Кажется, умираю. Прощай, Королева. Передай ей… Впрочем, она и сама знает.

21 февраля 2007 года

Привет. Я все еще жив. Мне больно! Вот еще одно доказательство! Последний раз мне было больно двенадцать лет назад, когда… Да я уже не помню, что было двенадцать лет назад. Может, я и не жил эти двенадцать лет? А теперь, снова почувствовав боль, – ожил? Спасибо, моя девочка. Мое зубастое величество. Спасибо за боль. Спасибо за жизнь. За мою новую жизнь. А может – и за нового меня… Как знать, Королева? Привет мужу и детям.

32 февраля 2007 года

Ползаю по халупе, как бабуин по аризонской пустыне… в тулупе, а вокруг – гусыни… Бесстыдницы гусыни! Извини, что долго не писал. Ты была в пустыне? Какие закаты! Какие тарантулы! Попроси американцев не преследовать Майкла Джексона! Кто он и кто они? Пусть приведут ему еще мальчиков.

Несколько дней меня преследуют глупые граффити с изображением кибер-гусыни, выщипывающей цифровые перья. Везде! А больше всего – на небе. Откуда в моем Баббл-Инне засор в стоке? Кто всю ночь пихал туда несвежие журналы? Каково это, посреди сердечной драмы – вытаскивать разбухшие от дерьма страницы с портретами, портретами, портретами, портретами… И понимать, что я всех их знаю. Сладкого… Куда подевался весь сахар в этой крепости? И наконец, – главный вопрос десятилетия – кто же такой Бобби Уомак? Вчера наконец удалось поспать… Я спал, обхватив сон медвежьей лапой, мой мозг, мой крошечный моллюск, цеплялся за случайность: я уже не надеялся, что засну, просто шел, шел, шел и – вдруг! – оступился, осыпался в сон, который и надремал мне этот важнейший вопрос: «Так кто же такой Бобби Уомак?» Сон – моя спасительная норка! Вот бы забраться в нее и вообще никогда не высовываться. Ты знаешь? Кто такой Бобби Уомак?

Первым во сне ко мне подошел не он. Небритый мужичок в потертой войлочной шляпе, в тесной, вымоченной в кофе, рубашке. Том Уэйтс, я сразу признал его.

– Эй, трухлявая коряга! Обезьяний копчик! Гет аут! И – не звездеть! – он сплюнул на мой ботинок, кажется, его слюна прожгла в нем дырку. Стена дыма разделила нас… А все-таки не он меня разбудил! Я сам задрал того улыбчивого черного. Он будто сошел с рекламного плаката стоматологических услуг. Это разозлило меня. Подошел к нему, когда он был так уязвим, у барной стойки, между сто первой и сто второй… прошебуршал, подражая Уэйтсу:

– Ты! Санитарная инспекция в моем номере! Гет аут, мизантроп!

И поискал взглядом хоть какую-то заостренную дубину. А эта улыбка зависла надо мной и тоном профессора с кафедры прикладного миротворчества гавкнула:

– Окстись! Я – Бобби Уомак!

И еще:

– Жы-Шы! – а после он коснулся указательным пальцем правой руки кончика своего носа.

– В смысле – «Жы-Шы»? – переспросил я, повторив его жест. – Может, ты – идиот?

– В прямом. Ты теперь свободен. Тебе больше необязательно подражать Уэйтсу, Кейву, Боуи, Моррисси и всем прочим Сантам. Я тебя раскодировал. Можешь побыть собой. Для разнообразия.

Я молчал. Как на уроках химии. Просто стоял и молчал, будто меня там не было. Пусть думает, что я ему тоже снюсь. А он зануда. Грохнулся на колени и – давай кататься по полу:

– Ну, пожа-а-алуйста-а-а! Ну, побу-у-удь собой! Ну, хоть чуть-чу-у-уть…

Так кто же такой Бобби Уомак? Ты не в курсе, Королева?

33 февраля 2007 года

Вано ни фига не знает ответ на этот вопрос. Он приперся в тот ослепительный момент, когда я уже готов был знакомиться и выпивать с Бобби, когда я уже собирался попробовать побыть собой. Приперся, чтобы разбудить меня! И, кстати, помочь не задохнуться в мыльной пене.

Вано – мой побитый молью шоу-бизнеса роуди. Все, что у нас с ним осталось, это – дороги. А раз он – управляющий дорожным хозяйством, то – без мух! – самый важный человек уцелевшего мира. Мы с ним очень похожи. Мы всегда начинаем светскую беседу с предложения отсосать. Только я предлагаю отсосать у себя, а он – у дохлого пингвина. Вот и вся между нами разница.

Вано склоняется надо мной как башенный кран, чтобы вытереть пену, размазанную по моему лицу. Кто родился высоким – всегда будет склоняться. Я указывал ему на это. Я умолял его стать хоть немного короче. Он не слушает. Он падает на меня, как любимая игрушка детства – кран-краб в салоне Игровых Аттракционов. Когда мечешь в щель пятнадцать копеек, нажимаешь кнопки, и металлическая клешня движется, зависая над игрушкой, ну… А ты такой хищный. Щупальца разжимаются, клешня пикирует на плюшевого медведя – цап! – медведи так неповоротливы во время застекленной спячки. А ты такой жадный. Секунда… другая… Кран-краб несется обратно с добычей, игрушка заваливается в металлический совок, к которому у меня – личный доступ! И всего – за пятнадцать копеек!

Вано высыпает на стол содержимое своего плюшевого медведя. Три шапки-невидимки, десяток сапог-скороходов, пакетик-самобранка. Ну, и – по мелочи – меч-кладенец, стрела-юла, ножечки-ложечки, тридцать три богатыря… Когда живешь в дороге, мелочи важнее всего.

– Здравствуй! Мой маленький зритель! В эфире – передача «В гостях у сказки!». – Вано нахлобучивает на меня шапку-невидимку и припечатывает для верности сапогом-скороходом. Освеженные соком лебеды и удобренные семенами чертополоха, мы седлаем наши метлы и вылетаем через парадный дымоход.

– В свет! – кричит Вано, – дорогу всадникам Апокалиуса! Кали! Кали!

– Кал! Кал! – шепчу я в ответ, – дорогу! Дорогу! Задникам!

В дороге Вано сообщает мне баечку о том, как он создал себе новую жизнь.

– Как я люблю эти анонимные стыковки через Интернет! На сайте по туризму, который точняк посещают наши летуньи, написал о себе всю правду. Абсолютно: «Высокий, красивый, черноволосый, горбинка на носу, чувственные губы, авантюрист по природе, анархист по убеждениям, могу трахнуть всю страну, но предпочитаю ее любить…» И в конце приписал, специально для летуньи… чтобы договориться и совместить наши полетные графики… Приписал: «Отлижу Стюардесску!» И что ты думаешь?

– Как.

– В смысле?