Первым вызвался Марк. Темка не стал возражать: пусть, Лессу так нужно. Подрагивает в руках веревка, напряжена спина идущего впереди. Вот уж не думал, что выпадет еще раз вести бывшего побратима на ту сторону! Марк спрыгнул на землю. Слегка подрагивающими пальцами распустил узел. Взгляд его все время ускользал, да и Темка чувствовал себя неловко. Торопливо смотал веревку и пошагал обратно. Не опоздать бы! Митька-то первый раз пойдет, медленно.

– Ты вниз не смотри. Если что – остановись.

Друг запрыгнул на ствол. Ну, помоги, Матерь-заступница!..

Успели. Темка шагнул к пропасти, остановились рядом слегка недоумевающий Митька и еле сдерживающий волнение Марк.

Солнце опускало ладони, оглаживая скалу. От предчувствия у Темки пересохли губы. И вспыхнули кончики перьев, вычернились причудливые линии. Орел – улетевший от несправедливости, от плена, выбравший смерть на камнях – возник перед ними. Светились золотом изломанные крылья, запрокинулась в последнем усилии голова. Кажется, вот-вот полетит к небу прощальный клекот.

Митька со всхлипом вдохнул. У Темки мороз прошел по коже – так втягивают воздух раненые, корчась от боли.

– Это наш покровитель, – княжич Дин словно глотал горячий свинец с каждым словом. – Был.

Не подхвати его Темка, рухнул бы на колени. Как это – покровитель? Разве так бывает?

На лбу Митьки поблескивали крупные капли пота, проступили на скулах лихорадочные красные пятна.

– Я чувствую, понимаете? Он умирает. Все это время он умирает, с той самой секунды, как разбился о камень. Ему очень больно. Я чувствую! Сломанные крылья – не самое страшное. – Митька вырвался из рук, шагнул к краю; сорвались из-под сапог камешки, покатились в ущелье:

– Я не первый предатель в роду. Правду говорила медуница – прокляты мы. Прокляты! Наш покровитель предпочел смерть бесчестию. Что же мы сотворили тогда?! Орел-покровитель, за какую подлость?

Темка твердо ухватил Митьку за локоть, стиснул пальцы, но побратим как и не заметил.

– Я не знаю, что сделали мои предки, но я оказался истинным наследником. Совершил подлость, добавил ему боли.

– Но что ты мог? – Темка осторожно попытался оттащить от края, но друг словно каменный стал. – Если вы были прокляты, это судьба.

– Судьба?! – крик эхом отразился в ущелье. – Нет никакой судьбы. Я сам так решил, сам! И сам должен отвечать. Вот только не знаю – как, – голос его упал до шепота. – Создатель, если бы все можно было вернуть. Я ведь не трус, Темка. Я ведь смог остаться там, в Южном Зубе. – Снова прошумели осыпавшиеся камешки. – Надо было самому убить князя Кроха, и пусть бы меня потом расстреляли. Доигрался в ежика!!!

Темку передернуло от такой идеи. Митька застыл, ссутулившись.

Уходило солнце из ущелья, гасли золотые искры. Княжич Дин смотрел, не отрываясь. Точно прощался или молча клялся. Неслышно остановился рядом Марк, не побоялся высоты. Темке стало спокойнее – если что, вдвоем удержат Митьку, а то его аж шатает.

– Не думайте, я стреляться не собираюсь, – голос побратима был тверд, несмотря на искаженное болью лицо. – Истерик тоже больше не будет. Противно как-то: сделал подлость, а потом сопли размазывать. – Княжич Дин замолчал. Только когда погас последний отсвет, он добавил: – Я готов отвечать. Только почему-то ни Создатель, ни люди не требуют ответа. Значит, должен найти сам.

Орел растворился в камне. Темно. Пусто. Митька обхватил себя за локти, поежился, как от холодного ветра. А Темке впервые на этой горе стало страшно: как у могилы стоит. Он тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Да уж, вышел подарочек.

– Митя.

Ресницы у друга были мокрые, он глянул с легкой досадой: не трогай сейчас. Темка упрямо достал сверток; мягкая ткань развернулась: два ножа-побратима лежали на ладони.

– Вот. Шурка сегодня утром примчался. До последнего искал, потому и опоздал к вассальной клятве.

Взял Митькину руку, вложил нож с Оленем. Пальцы не сжались:

– Ты должен меня презирать.

– Наверное, должен, – выдохнул Темка. – Но я не могу. А вообще, ну, по большому счету: возьмешь ты его или не возьмешь, разве это изменит что-то? Ты все равно мне как брат, хочешь ты того или нет. Просто будет правильно, если нож к тебе вернется. А твой – учти это! – я все равно не отдам. Фиг тебе.

Друг махнул слипшимися ресницами:

– Договорились.

Осталось еще одно дело. Темка шагнул к Марку: тот демонстративно смотрел в сторону, вроде как и не слушал разговор.

– Маркий Лесс!

Тот резко повернулся, глянул с настороженностью волчонка. Чего он ждал: еще одного вызова на дуэль?

– Я не верю, что ты можешь запятнать мою честь. Я отказываюсь принять обратно нож рода Оленя.

Изумление проступило на лице Марка. Темка пробормотал, точно оправдываясь:

– В конце концов, у нас троих есть общие враги: князь Ледней и княжич Бокар.

Нож перешел к Марку. Лесс стиснул пальцы, словно вокруг последней опоры. Лицо его стало бело-синеватым, как тогда, в палатке, когда Темка с этим же ножом на ладони требовал ответа.

– Ты знаешь, что я не могу клясться Лисом, – голос у Марка звенел туго натянутой тетивой. – Но у меня есть клинок с гербом Ласки… – оборвал сам себя, сказал с горечью: – Князь Крох говорит, что у байстрюков нет чести. А зачем тогда – просто нож?

– Дурак! – фыркнул Темка. – Нашел кого слушать!

– Тогда… Вот, – Марк отцепил от пояса клинок с потертой рукоятью, в очень старых ножнах. – Мой дед погиб в бою с Адваром. Мало что сохранилось. Я почти ничего не смог забрать из дома. Этот – настоящий родовой Лессов… Но если ты не возьмешь, я пойму.

Темка подумал: «Не взять – как собственноручно толкнуть Марка в пропасть Орлиной горы». Махнул рукой:

– А, шакал побери! Давай. Все равно у меня не получается тебя ненавидеть, хоть ты тресни.

Растерянный, Марк протянул нож. Такой клятвы побратимов еще не слышал мир!

– И поторопимся, – Темка поднял веревку. – А то, не приведи Создатель, опоздаем, мы все-таки на королевской службе. Мить, мы сюда еще вернемся. Я обещаю!

* * *

Солнце било Шурке в глаза, и фигуры княжичей Торна и Дина, князя Лесса виднелись темными силуэтами. Защипало в глазах, мальчишка сморгнул, но не отвел взгляда. Матерь-заступница! Он все готов отдать, лишь бы встать, как равный, на той стороне. Яркий свет стал просто невыносим, и Шурка закрылся локтем, незаметно промокнув выступившие слезы.

Кажется, возвращаются.

– Э-ээ-й! – замахал он, встав на цыпочки.

Январь 2006 – август 2006