– Простите, а она замужем?

– Вы, наверное, думаете, – сказала Люба, – что я дочь маминого мужа от первого брака? Нет. Мама никогда не была замужем. Она меня удочерила, когда ей было двадцать два. Только-только защитила диплом. Там у них была гардеробщица, молоденькая девочка, приезжая. Вдруг мама заметила, что она с пузом ходит и вся очень несчастная. От кого-то залетела. Мама стала ей носить пирожки и яблоки. Деньги давать. Эта девочка совсем была одна. Жила в общежитии. Мама ее повезла рожать. Эта Леночка родила меня и умерла. Родами умерла, как говорится, – вздохнула Люба. – Вот. И мама меня забрала к себе. Оформила удочерение.

– Да, – тоже вздохнул Николай Петрович.

– Ничего! – улыбнулась Люба. – Это жизнь! Мы с мамой ходим к Леночке на могилу. Три раза в год.

– Вы с мамой на могилу к Леночке… Интересно, – сказал Николай Петрович.

– Nolite judicare ut non judicemini, – сказала Люба.

– Ох, какие мы латинисты! Только «et non judicabimini», вы уж простите.

– Пожалуйста. Это известное разночтение, – сказала Люба. – У вас «и не судимы будете», а у меня «да не судимы будете». Небольшая, но разница.

– Да я никого не сужу, бог с вами, – сказал он.

Официант принес чайник и одну чашку.

– Еще чашку, пожалуйста, – сказала Люба. – Нас же двое!

– А про вашего отца что-то известно? – спросил Николай Петрович.

– Нет. Леночка не рассказала. Хотя мама очень спрашивала.

– А дедушка и бабушка у вас есть?

– Конечно, – кивнула Люба. – Но они умерли давно, когда мне было три года. Мама была поздним ребенком, понимаете?

– Понимаю. Вы не ответили на первый вопрос. Кем мама работает?

– Кажется, никем, – сказала Люба.

– А откуда же она, простите, деньги берет?

– Ей иногда звонят по телефону. И она говорит: «Вот, еще один мой должник объявился». Куда-то идет и приносит деньги.

– Много?

– Не очень, – сказала Люба. – Но нам хватает.

Вдруг у нее зазвонил мобильник. Она ответила. Долго слушала, кивая. Потом вдруг вскочила:

– Извините, не могу ни секунды! – и побежала к двери.

Он шагнул за ней, но наткнулся на официанта, который принес вторую чашку.

– Не надо, – сказал Николай Петрович. – Я же один.

Главного он так и не спросил.

Ну, ничего. Он взял мобильник и сохранил ее номер.

«Люба дочь Ек. Дм.» – написал он. Потом решил, что лучше короче:

«Люба». Но и это лишнее. Просто:

«Л».

the beginning of an affair. Бремя доказательства

Легче всего сказать, что Катя – просто взбалмошная бабенка, размышлял Николай Петрович. Он в уме назвал ее Катей и сам себе засмеялся. В университете подружилась с несчастной гардеробщицей. Помогала ей. Но почему? Молодая красивая девушка: что, больше нечем заняться, как ухаживать за нищей беременной дурочкой? Зачем она взяла ее ребенка?

Вопрос: кто ее родители? Которые позволили удочерить чужую девочку. И которые, очевидно, давали ей деньги на жизнь.

Взбалмошная бабенка – это не объяснение. За этим должно что-то стоять.

Вопрос номер два. Допустим, она вся такая безумно порывистая. Допустим, родители слепо ее обожали, безотчетно ей подчинялись.

Еще вопрос: «Почему она рассказала ребенку всю правду? А?» – спросил сам себя Николай Петрович.

Понятно, если усыновляют ребенка лет пяти или старше. Он помнит родителей. Или помнит, что их не было. «А где ты, мама, раньше была?» Даже с трехлетним, даже с двухгодовалым ребенком, размышлял Николай Петрович, есть риск, что он что-то запомнил и это «что-то» выплывет.

Но здесь-то? Если настоящая мать умерла в родах, то какие проблемы? Зачем было говорить ребенку, который не знал никакой другой семьи, зачем было говорить, что она – приемная мать, что настоящую мать звали Леночка, а отца и вовсе не было? И ездить на могилу Леночки. Леночка и мама, маразм.

Но «маразм» – это как «взбалмошная бабенка». Ничего не объясняет.

Дальше. Почему она не вышла замуж? По манерам она из богатых. Из давно богатых. Папа с мамой, дедушка с бабушкой. Какой-нибудь дедушка-академик, дача на Николиной Горе. Ну да, она же нигде не работает! Она романы читает и детей воспитывает.

Люба сказала именно так – «детей». Значит, второй ребенок у нее есть.

Зачем ей был нужен второй?

Ах, иметь свою кровиночку. Но почему она не вышла замуж, такая красивая и богатая? А если не замуж, то почему не завела ребенка по-простому, без банка спермы?

Ага.

Вот единственная зацепка: она боится, что муж или даже отец ребенка будет на что-то претендовать. Но на что?

Я-то ни на что не могу претендовать, я бумагу подписал, усмехнулся он.

Зазвонил мобильник. Это была его помощница.

– Да, Вика, да. Что новенького?

– Ничего. Вот только письмо. От «Wilson, Wilson and Williamson».

– Первый раз слышу. Что им надо?

– Вскрыть и прочесть?

– Давай, – сказал он, уселся поудобнее. – Эй, ты куда пропала? Что пишут?

– Ой, – сказала в трубке Вика. – Зачем вы мне велели вскрыть? Так неудобно…

– Я тебе абсолютно доверяю, – ледяным голосом проговорил Николай Петрович, и это значило: «сболтнешь лишнее – убью». – Ну, что им надо?!

– Ой, – вздохнула Вика. – В общем, фирма «Wilson, Wilson and Williamson» ведет ваше наследственное дело.

– Что?! Совсем сбрендили? – закричал Николай Петрович.

– В Вене на восемьдесят шестом году жизни скончался Михаэль Кошкин, – пискнула Вика.

the beginning of an affair. И никто не узнает

К удивлению Вики Николай Петрович, приехав наутро в офис, не спросил про это письмо. Она сама ему напомнила.

– Ах, да, – сказал он. – Давайте сюда. Пишите, диктую:

«Поскольку, согласно общепринятым принципам наследственного права, бремя доказывания родства с наследодателем лежит на претендентах на наследство, причем господин Кошкин Н. П., будучи убежден в отсутствии родственных связей между ним и означенным Михаэлем Кошкиным, не будет предпринимать подразумеваемых действий, упомянутый вопрос прошу считать закрытым. Помощница господина Кошкина Н. П., магистр права Виктория Беляк».

А письмо он бросил в нижний ящик стола.